Вечерело. Веки тяжелели, безумно хотелось спать. Краски алого заката сливались с кровавыми подтёками предыдущих жертв в подобие единства, последнего танца смертных душ. Невольно губы дрогнули в попытке заговорить с присутствующими, сказать им: а вы знали, ведали о том, что именно на закате души уходят в мир грёз? Но как только бездонно чёрные глаза обращались к испуганной толпе — слова застревали комом, а гримаса отвращения искажала бледное, уставшее лицо. Что они ему скажут в ответ? Ничего. Лишь будут заискиваться под гнётом власти более сильного. Всегда, они всегда прогибаются под кого-то, без исключения...
— Потому. — звучит чужой голос вызовом, из-за чего черноволосый удивляется, на секунду даже перестав дышать.
Взгляду предстаёт что-то светлое, с кровавыми подтёками, словно рубиновое ожерелье украшает всё тело. Надо же, кто бы мог подумать, что алый цвет так искусно сочетается с чем-то белоснежным. Язык собеседника словно жало — колит каждым словом, не страшась ничего. Чем вызывает гнев приспешников, но не самого черноволосого мужчины.
Лисья улыбка растекается по лицу. Громкий смех резко начинает душить грудь, да так, что мужчина задирает голову, перекладывая руку на грудь, чтоб хоть немного отдышаться.
— Ах, какое интересное солнышко к нам пожаловало.  — уже более спокойным, но ощутимо весёлым тоном произносит мужчина. Поскольку собеседник был весь светленький, то ему и дали определение "солнышко". Тем более алые краски также присущи солнцу. — Тц, тц, отчаянный, да? Весь в крови, значит готов сражаться до конца? Но нет, раз ты готов принять смерть — то так не интересно. 
Отрицательно качает головой мужчина, переглянувшись со своими вассалами, что также выглядели очень довольными. Он знает таких отчаянных: храбрятся, говорят, что всё нипочём, кажутся камнем, да только внутри полно трещин, которые кровоточат. Выглядеть сильным — не значит им быть. А те, кто без страха могут принять смерть, чаще всего уже были на грани, но почему-то выжили. Повезло? Или духу не хватило себя убить?
— Когда кончать с этим — решать только мне. Так что позабочусь о твоей сохранности, чтоб ненароком не умер нигде. Будешь под моим присмотром жить мучительно долго. И таки дашь ответ на вопрос. — взмах ладонью, рисование в воздухе неясных жестов, заставляют кости у трона двигаться, отделится, складываясь в подобие табуретки без спинки. Лёгкий кивок головой в сторону импровизированного сиденья. И требовательный тон в ответ. . — Садись. 
Черноволосый мужчина доволен и очень, ведь знает, что сейчас не дал смерти этому солнышку. Всё могло закончиться в мгновение, а теперь живи и мучайся в новой клетке непонятных обстоятельств. Это сделано специально, а то командуют тут им, не боятся, нужно создать другие условия, чтоб упиваться страданиями других и насыщаться этим.

Устало моргнув, мужчина ухмыльнулся. Замечая общую отрешённость собеседника, будто рыбка в бурной руке, что не может противиться воле судьбы, будь что будет. Значит этот человек без способностей? И достаточно умён, раз может принять неизбежное. А не кричать, как будто его режут, из всех сил доказывать что-то, где слово сродни мусору. Глупо противится неизбежному, но иногда даже в такие моменты, на грани смерти, под тяжелым гнётом её дыхания — каждый может показать свою звериную натуру. Так что черноволосый не спешил судить, безумцы также не боятся смерти. А стать безумцем в этом разлагающемся мире — отнюдь не ново.
— Можешь прихорашиваться, время для этого есть. Правда вряд ли в кровавом месиве кто-то разглядит чужую опрятность. — тяжёлый взгляд скользнул по стекающим с планшета каплям крови. Изображение на нём менялось, рассказывая о новых ужасных новостях. Мигание цветного экран освещало подбородок собеседника, ведь прошлая жертва скончалась совсем недалеко.
— Липко, зябко, а как засыхает на коже — так сушит и чешется. Очень сомневаюсь, что такое кому-то нравится. Если только ты не пытаешься так кого-то отпугнуть от себя. Другое дело, если эта кровь твоя. А если чужая — то это уже интересно. — хищно облизнувшись на последнем предложении, спокойно ответил мужчина. Наблюдая, как собеседник отводит прядь. И как это умудрился не потерять волосы? Многие мародёры любят их отрезать забавы ради. А может это просто такая худощавая девочка с более грубым голосом?
Конечно черноволосый мужчина знал, что есть те, кому уже всё равно, кто настрадался сполна. И смерть для них — воплощение облегчения. Позволит ли он такой исход? Подарит ли кому-то неземное наслаждение и ощущение свободы? Нет. Как отняли радость у него, а смех стал лишь механической реакцией, памятью из прошлого, но не проявлением истинных чувств, так и он заберёт у всех счастье.
— Хочешь посмотреть как он кончает по команде? — буднично спросил черноволосый, мельком глянув на опешившего и растерявшегося вассала. А затем перевёл взгляд на Солнышко, так и не уточнив, что кончать то нужно в кого-то.
— Ха! — громко фыркнув на заявление о жёнушке, в голове резко созрел интересный план. — Коль сам жёнушкой назвался...
Брови от удивления поползли вверх, когда на окрик своего вассала — стой! — обнаружилось, что в черноволосого летит ботинок. Быстрым движением, плавной дугой и очень метким ударом предмет был запущен в полёт. Даже достиг своей цели, остановившись аккурат у носа темноволосого мужчины. Обувь плавно кружилась на месте в абсолютной тишине, лишь тяжёлое дыхание приступающих изредка нарушало эту тихую идиллию.
Ментальной силой был перехвачен ботинок, до того, как один из приспешников попытался перехватить руку Солнышка. Но, увы, не успел, а лишь замер, в стрехе глянув на своего господина, что был спокоен. Правда глаза метали искры и молнии. Он значит от всей души своей доброй и не убил, и сесть предложил, а за это ему такое спасибо? 
С тихим рыком взмахнут ладонью, разрушая стул из костей.
— Если я сказал сидеть, значит будешь... жёнушка. — взмах второй ладонью, пока глаза удерживают фокус на ботинке, не давая ему упасть, а кружить в воздухе. Солнышко ощутит всем своим нутром, что такое ментальная сила. Будто тебя опустили под воду и тело неохотно подчиняется, а лишь следует за направлением потока. Этот поток подхватит, а затем потянет резко в направлении к черноволосому, не гнушаясь протянуть по земле. И как только Солнышко достигнет трона — резко приподнимут, усаживая себе на колени. Свободной рукой притянут остатки стула: костяную кисть, которой поймают руки, что заведут за спину. Перекладывая свою ладонь на затылок Солнышка, чтоб с силой сжать светлые волосы, черноволосый направит взглядом ботинок подальше от себя, ближе к чужим ногам. Наклоняясь так, чтоб прошептать почти что в чужие разбитые губы:
— Золушка потеряла туфельку убегая от своей судьбы? Какое опрометчивое решение
Холодно глянув на цепочку ждущих своего часа людей, мужчина грозно произнёс:
— Следующий. — ботинок опускался к лодыжке Солнышка, чтоб быть перехваченым чужой ладонью, и попытаться одеть потерянный предмет.

— Время есть всегда и для всего. Думаю, остальные подождут своей очереди. Верно я говорю? — как бы интересуясь, вопросительно выгибая праву бровь, мужчина обратился к остальным людям в цепочке. За спиной солнышка раздались дрожащие, но очень согласные голоса разных мастей: "конечно они не против подождать, им совсем не трудно, делайте что нужно". — Вот видишь, остальные дают тебе очень много времени.
Пожав плечами на замечание о крови, черноволосый согласно кивнул.
— Да мне без разницы, так забавы ради продолжил диалог. Но он стал скучным. — коль неважно, так неважно. Черноволосый не был клокочущей курицей, что бегает везде и галдит без умолку. Не хотят говорить своим ртом, что и откуда, значит враки других ещё меньше хочется слушать.
— Думать — это хорошо, полезно. — кивнул мужчина. Конечно мало кому хочется наблюдать за таким, хотя и вкусы бывают у каждого разные, иной бы раз не отказались посмотреть. В этом безумном мире даже такая жестокость стала обыденным развлечением. Усталость замечают, могут даже избавить от этой усталости в любой момент, вернее могли бы. Увы, теперь придётся вздыхать устало чаще.
И кто не видит доброты в малом — не познал зла. Собеседника не избивают, не калечат, с ним просто беседуют. Учитывая имеющуюся силу могли бы сделать много жестоких вещей. А здесь даже других убивают мгновенно. Разве это не милость? Могли бы медленно отрывать по кусочку, словно смакуя сочный стейк. Но ведут диалог, что-то спрашивают, а не бьют в спину. Возможно пытаются чего-то добиться?
— Коль советуешь что-то другим, то и сам можешь послушать себя и воспользоваться своим советом. На чей хрен помочь тебе сходить? — фыркнул мужчина, расслабленно, спокойно наблюдая за собеседником. Разве только взгляд становится более суровым, особенно после игр с ботинком.
— Ох, даже не сопротивляешься? Как странно, а разбитые костяшки говорят о бойкости. Или понравилось у меня на руках, пригрелся жёнушка? — костяные пальцы сильнее сжимают чужое запястье. А черные глаза внимательно изучают лицо собеседника. — Больше следует бояться крови, нежели костей. На них редко бывают болезни, что остаются на коже. Так что не переживай.
Отвернувшись от собеседника, сосредоточив внимание на ботинке, который надевали на ногу своей жертве, мужчина невольно начал кусать губу. Неприятные воспоминания кольнули сердце: как его друг вот так босиком прошёлся по земле и получил лишь лёгкую царапину, а нога вся покрылась чем-то чёрным и начала гнить заживо. С тихим шёпотом, обувая и завязывая шнурки, мужичина произнёс:
— Обувь важна, не глупи и не снимай её. Твоя первая попытка не увенчалась успехом, так что на вторую не рассчитывай. — закончив с обувью, черноволосый обратил свой взгляд к цепочке людей. Невольно замечая следы побоев на следующем кандидате, прямо как у Солнышка. — Сдались тебе те ботинки. Следующий вопрос не к тебе, а к другим. И я задаю его лишь один раз. Вот этот мужчина и его явный приспешник подальше вполне себе могут ответить на два вопроса. В особенности: откуда побои? И...
— Я могу быть более сговорчивым. — ответил кто-то из толпы. Сделав пускай и не слишком смелый, но шаг вперёд. — Сговорчивее, чем он. — красноречивый румянец залил лицо светловолосого юноши. Конечно они с Солнышком были разные, но светлая сторона присутствовала в обоих.
— Не перебивай господина, псина. — один из вассалов тут же наказал юношу доброй порцией плети. Черноволосый лишь задумчиво переводил взгляд то с группы тех, кого колотили, то на юношу.
— Хмм, а ты не такой сговорчивый как утверждают другие, да, Солнышко? — как бы между прочим поинтересовались.

— Первое впечатление не так важно, если не предстоит второй встречи. А в этой цепочке никто второй раз уже не увидится. — монотонно проговорил мужчина, на секунду представляя: если бы его жертвы стали призраками и пришли поквитаться — разорвали бы в клочья за секунду. Доброта тоже валюта сравнения. Убить своего ребёнка во время апокалипсиса, чтоб он не мучился — доброта. А вот в иных условиях — страшный грех. И чем больше мера зла, тем расплывчатей грань доброты. Он избавлял от мучений. Чем не добрый акт?
— Мм, вот как, не идиот. Ну посмотрим. — взгляд мужчины устремился куда-то в даль. Громко хмыкнув, кривая усмешка исказила его лицо. "Я не идиот" — это фраза была последней у многих, кого он знал, и кого находил растерзанными.
— Есть просто глупость, а есть несчастливая судьба, злой рок. — как будто сам себе ответил мужчина. Ведь если не судьба, то можешь оказаться в самых глупых ситуациях, даже если ты тысячу раз умён.
— Брезгливость в наши дни? — лёгкое удивление скользнуло по лицу и тут же ушло. Учитывая, что наступил апокалипсис и многие не брезговали есть крыс, то где находит еду Солнышко? Мужчина решил, что видимо парень успел где-то хорошо пристроиться.
— Подручные средства говоришь? — тяжёлым взглядом прошлись по фигуре собеседника, а затем кончиками пальцев едва коснулись плеча. — Я могу оторвать тебе руку, будет тебе подручное средство. — и только взгляд наполнился кровь, только внутри всё закипело, напрягаясь, чтоб исполнить желаемое — как возня с другим светловолосым, и ещё всяким мусором, отвлекла от задуманного. Мужчина не стал говорить, что есть сейчас убьёт Солнышко у себя на коленях — то и так прекрасно испачкает одежду. А учитывая, что близится ночь — отмываться придётся долго.
В данный момент крики успокаивали. Они были бальзамом на истерзанную мучениями душу, и словно что-то тёмное внутри просило больше, чтоб все кричали, каждый до единого. Даже Солнышко... тяжёлый вдох срывается с губ. Мужчина слышит вдали лёгкий скрежет металла: температурный перепад, холодает, близится ночь, а напряжение достигает пика. Он будто дикий зверь, что готовится к охоте и сейчас его взгляд, поза, движения — не выражают ничего доброго. Чужие волосы сжимают сильнее, вслушиваясь в звонкий и непривычный смех, от звука которого он отвык, особенно когда он слетал с чужих губ.
— Хищник держится за свою добычу перед тем, как её съесть.  — громко фыркнув мужчина ослабил хватку, вернее полностью отпустил чужие волосы. Удобно откинувшись на спинку импровизированного трона, что начал медленно рассыпаться, являя взору походной рюкзак цвета хаки, с множеством карманов. По щелчку пальцев — костяные пута ослабли и пали к ногам белоснежной горстью, звонко ударяясь об останки других почивших. — Время. Пора в укрытие. Берите всех с собой, накормите. Кто не согласен идти — отпустите, пускай бежит куда сможет, если повезёт. Вперёд. — мельком глянув на дрожащего светловолосого, что скрутился от боли, не в силах встать, мужчина спокойно ждал, пока его приспешники зазывали всех, кто не хочет сдохнуть. Мало кто решался уйти прочь, послушно двигаясь цепочкой за направляющими вассалами, даже не пытаясь помочь лежащему на земле. Коротким взглядом скользнув по мужчине сидящему на троне и тому, кого именовали Солнышко. Причём во взгляде было только ехидство и злорадство, ни капли жалости, ни от кого. В ночи остаются только безумцы, все остальные искали укрытия, хоть и днём было не менее опасно, но хотя бы видно куда ступаешь.
— Что ж, посмотрим как Солнышко умеет освещать ночь.

— Хм, и для чего же оно важно? Чтоб оставить о себе крупицу памяти, когда оборвётся жизнь? Ведь будет тогда уже не важно кто и что. — с непониманием спрашивает мужчина. Переубеждать он точно никого не будет, ему это ни к чему. Ведь первый закон апокалипсиса гласит: кто прав, тот прав, даже если он не прав. Лишь интерес, не более того, ведь черноволосого мужчину никогда не волновало какое он создаёт первое или последнее впечатление. Поскольку мысли людей так чёрный, что ты хоть на голове стой, а они оболгут и скажут, что не можешь этого. Так и первое впечатление строят обманчивое, часто руководствуясь нелепыми выводами. Поэтому странно, что кто-то так рьяно желает другого. И вспоминая первое правило апокалипсиса, если кто-то решил, что он добр, пускай и убивает людей, то так и есть.
Согласно кивнув, мужчина не стал более продолжать разговор про судьбу. Да и про брезгливость, впрочем, тоже. Может кому-то не нравится чтоб трогали, или ещё что. Но в данный момент черноволосый выполняет свои желания и ничьи больше.
На столь задумчивый взгляд ответят лёгкой усмешкой, как и на следующее предложение оторвать руку.
— Конечно, я её оторву, и ты умрёшь от потери крови. А потом плюнешь мне в лицо, сказав, что я не сдержал слово, пообещав сохранить жизнь. — фыркнув, отмахнулся мужчина. Конечно хотелось оторвать руку. Со смехом её поймать, когда бросят. Наблюдать, как истекают кровью и слабеют. Красивое зрелище, может потом полюбуется, когда надоест строить из себя рыцаря.
И даже если бы Солнышко стошнило на ботинки, черноволосый и словом не обмолвился. Сам затащил, сам спровоцировал рвотный рефлекс — так чего других винить?
Жёнушку отпускают на свободу, будто разжимают руку, в которой была маленькая пташка. И весьма удивляются тому, когда она жаждет упорхнуть. Тяжесть с бёдер уходит и там, где раньше прижимался Солнышко, становится совсем холодно. Пальцы невольно скользят по белоснежным прядям, что уже далеко. Странный рефлекс, странное состояние. Мужчине не сильно это нравится. Он не отпускал. Почему посмели подняться? Вон даже тот беленький, который хотел быть заменой, и то не встал. Лежит неподалёку с тяжёлым дыханием. Неважно, что он не в силах подняться от боли. Приказ вассала, о том, что нужно лежать и заткнуться, выполняется.
Лёгкую слабость Солнышка, как и то, что он пошатнулся и упёрся ладонями в колени — прекрасно замечают. А потому потянутся к собеседнику, скользнув ладонью вдоль талии, перебираясь на живот, надавливая, чтоб потянуть назад. Дать возможность сесть, использовать собственную грудь как опору. Наклоняясь к уху, бережно отводя белоснежную прядь в сторону второй рукой, чтоб обжечь дыханием кожу с вопросом:
— Куда собрался? — мельком замечая общую бледность собеседника и какую-то вялость во всем теле. — Дурно?

— Для тебя. — спокойным, низким тоном отвечает мужчина. Внимательно всматриваясь в блёклость чужих глаз, что были весьма необычного цвета. Словно отражала чистоту, а может даже пустоту, своего владельца. — Ни к кому другому в данный момент я не обращаюсь. 
Мужчине хотелось знать больше о таком непонятном первом впечатлении. Для чего оно вообще? И скольких нужно впечатлить? Что это даст? Почему так важно? Расскажут ли ему? Или решат промолчать? Во всяком случае раньше никто не говорил о том, как важно первое впечатление, скорее как не нагадить в штаны при последнем.
— Не брал. Я и не обещал тебе. Да и нет смысла держать слово. Это больше для благородных рыцарей. Мне важно придерживаться своей выгоды. — задумчиво произносит мужчина. Это ведь простая истина: пока выгодно, то и слово держат, а как выгода уходит — так зачем напрягаться ради ничего? Сейчас мужчине выгодно получать удовольствие от того, что не даёт желаемое. Да и держит насильно возле себя. Разве это не притягательно — смотреть как кто-то кривится в нежелании быть в своеобразном плену. Вот именно, что черноволосому плевать на чужие разрешения. Когда сам решит — так сделает. Сейчас слишком скучно будет убивать так быстро.
Подняться не должны были, потому что черноволосый этого не хотел. Логично же. Пускай двести раз скажут, что не желают слушаться, но это как объяснять ребёнку, который прижал к себе своё цепким хватом. Своё должно быть рядом, а не делать то, что ему вздумается.
— И с чего ты взял  что тебя отпустят туда по делам? Не зарекайся, что не умер, ведь всё... — ладонь скользит по животу, цепляет край одежды, чтоб резко её задрать. Мужчина хотел глянуть мельком, ведь понимал, что такая дрожь неспроста, а следы побоев слишком красноречиво блестят кровавыми отблесками. Возможно на теле будут обнаружены многочисленные синяки, а большое их количество приведёт к смерти, если особенно сильные повреждения получены. Но черноволосый не успел — ни разглядеть толком ничего, ни закончить фразу с добавлением простого: "может быть". Ведь всем своим нутром ощутил опасность. Взгляд упёрся в другого светловолосого, когда тот лишь немного зашуршал мелкими камешками под своим телом, а потом, словно притаившийся хищник, чуть приподнялся и рванул навстречу. Лишь на секунду чужие взгляды встретились: голубые — злобные и ненавистные, а также чёрные — с внимательным прищуром и искорками удовольствия. Ловушка. Обычная наживка. Понятно почему вызывался быть заменой. Один из тех патриотов, что желают очистить мир от грязи, вот таких прокажённых со способностями. Им нет места в обществе.
И сейчас, когда на сидящих мчит кто-то столь яростный, стоит задуматься: использовать солнышко как щит, или и так прокатит? Черноволосый напрягается, выставляет руку вперёд, фокусирует взгляд, чтоб своей силой остановить безумца. Но не срабатывает, мужчина вдруг замечает тяжёлые браслеты на руках и шее — утяжелители. Нужно больше усилий, вот только после того как убивал способностями, да ещё и пытаешься остановить кого-то на полной скорости — это в разы сложнее.
Звук недовольства слетает с губ. В одну секунду Солнышко отбросят в сторону, прочь, ведь дела серьёзные. А как только приблизится замена Солнышка, мужчина поймёт — дела серьёзней тех, что он думал. Ведь светловолосый кусает какую-то хрень. Активирует мерзкую гадость, которая набирает популярность. Бомба. Человек живая бомба, что носит в своей крови сотни микробомб. Активируя их разом — получается красивый взрыв.
Бум! И кровь хлещет дождём. Бум! И в последнем крике разлетаются во все стороны кости как пули. Бум! И огонь вспыхивает, поглощая кровавый дождь.
Черноволосому приходится прикрываться рукой и использовать черепа, чтоб выстроить защиту, а также чуть отпрыгнуть от взрыва. Ирония. Он хотел оторвать руку кому-то, а теперь взрыв грозится поглотить его собственную. На радость ночных хищников, что чуют кровь, что слышат звук, и бегут навстречу пиру, прямо как стервятники.

— Важно. — подтвердил мужчина, не выпытывая больше ничего. Да, хотелось узнать больше, но может это просто неважно. Если не спросили больше, значит не поняли друг друга. Возможно и не поймут, даже если всё расскажут. Хотя зачем им понимать друг друга, они по разную сторону баррикад.
— Возможно. — задумчиво произнёс мужчина. Черноволосый не слишком обращал внимания на слова, и не слишком придавал им значение. Ведь в этом мире они были сродни мусору. Любые клятвы, обещания, утверждения — при первых трудностях рассеивались как дым. Скука вполне себе может захлестнуть, мужчина думал об этом. Скука она такая: сердце билось без остановки, горел идеями, стремлениями и желаниями, что разрывали душу в лоскуты, а затем опостыло и стало безразлично всё. Угли потухли, не будет больше огня там, где топить нечем. Такая скука одолевала его много раз, даже в том, что очень нравилось.
Черноволосый говорил о своих внутренних чувствах, что хотелось удержать светловолосого. Возможно он сам этого не осознавал, потому возмущался внутри себя: как это так. Но если встали и пошли за остальными, то решили так, значит так нужно.
Да, он не успел рассмотреть синяки, ещё и темнеющее небо застилало обзор глазам. Может поэтому он оплошал? Слишком отвлёкся на того, кого не должен был. Если бы был сосредоточен, помнил об опасности со всех сторон — было бы иначе. С губ бы не сорвался крик боли, что заставил согнуться пополам, распластавшись на земле. Руку бы так не жгло, не выкручивало от нестерпимой боли. Он расслабился на секунду, засмотрелся на солнце и ослеп. Вот и расплата.
Приходится ползти, содрогаясь от каждого движения. Лоб покрывается испариной, зубы стучат друг об друга, но нужно доползти до рюкзака и неважно что при каждом движении только больнее. Постараться нащупать капсулу, для укола сильно действующего обезболивающего, пачкая карманы кровью. Достать заживляющий и дезинфицирующий спрей с эффектом вспенивания при взаимодействии с кровавой раной. Сразу же покрыть правую руку пеной, что будет стекать с руки густы слоем, смешивая запах горелой плоти с мятным ароматом свежести. Спрятать всё, подняться, накинув рюкзак на здоровое плечо, мельком глянув в сторону лёгкого шороха и довольно слышимого спертого голодного дыхания существа, что притаилось среди развалин.
Боль прошла, словно и не было, правда из-за такой нечувствительности можно повредить руку сильнее. Злоба и раздражение на себя — прогрессировала с новой силой, за то, что так пропустил удар, а мог бы быть цел и давать отпор монстрам. Дрожь пробирает тело, когда слышат голос Солнышка. А кровавая пелена безумной злость, в желании убивать всех и вся, пока отступает, не завладев им. Мужчина делает шаткий шаг в сторону Солнышка, зашипев от недовольства на свою слабость, а затем уверенный второй. И пока ещё не успели подняться, преодолеют расстояние, что их разделяет. Наклоняясь и вопрошая, стараясь разглядеть глаза собеседника.
— А ты хочешь, чтоб пошли с тобой? Странно приглашать своего потенциального убийцу, ты так не считаешь? — последний вопрос прозвучал с угрозой, а Солнышко резко поймают за подбородок. Вцепившись кровавыми пальцами, с которых стекает белая пена. Давая ощутить аромат горелой плоти.

"Мне все равно" — слова эхом зазвучали в голове, только вторили своим собственным голосом. Когда он был ещё человеком — то опрометчиво сказал эти слова. Вляпался туда, куда не следовало. И пожалел об этом "всё равно", ведь потом уже ничего было не исправить. Кто же знал, что тогда на самом деле было не всё равно, было что-то важное, но из-за усталости он этого не понял.
В глазах собеседника и правда читалось море безразличия, а также боли. Неудачно упал? Или черноволосый всем своим видом причинял боль? Впрочем какая разница. Сказали, что все равно. Ну так чего добиваться? Да, было забавно, когда давали отпор, шипели и бурчали. Было весело назвать жёнушкой, даже побеседовать немного, но, наверное, что-то пошло не так и вернулось прежнее состояние светловолосого. В недрах апокалипсиса часто всем было всё равно. Уже не мелькала искра надежды, ни огонек счастья. Если жертва не сопротивляется — то это скучно, верно? Пальцы разжимают, отпуская чужой подбородок. Делают шаг назад.
— Если всё равно, тогда и смысла нет. — пожимает плечами мужчина. Он отпустил, не держит, не препятствует, могут делать так, как задумали изначально. Если смысла в его нахождении рядом нет, а Солнышко явно уже настрадался, что ему все равно, — то зачем идти следом? — Ярко светит Солнце освещая ночь, но не для меня. — тихо засмеялся мужчина. Вот так после десяти лет совместной жизни жёны часто говорят мужьям, что всё равно есть он или нет, секс уже не возбуждает, а зарплаты стали приносить меньше. Примерно такая ситуация была и сейчас. Черноволосый разворачивается, займётся лучше монстром, ведь Солнышко не хочет, чтоб его съели по пути в какое-то важное место.

Возможно, черноволосому показалось, что был отпор. Не остались просто стоят и дрожать от страха, а попытались что-то сказать. Даже указали на то, что вопросы дебильные. Это ведь можно расценивать как вызов судьбе и чужому терпению. После разговора, ждали того, что и от всех остальных: глупого ответа, а потом смерти. Не рассчитывали на то, что будут безразлично относиться к смерти, в отличие от других, что боялись смерти как огня. А кто сказал, что должны что-то испытывать вообще? Никто. Значит и испытывать чего-то из-под палки не нужно.
Про огонёк счастья говорили обобщённо. Это когда атмосфера города, руин, помещения — настолько угнетающая, что даже проблеска радости не найти. Такая атмосфера шла об руку с апокалипсисом. И вроде бы от Солнышка ничего не требовали. Во всяком случае не озвучивали: ни приказа, ни требования, ни возмущения. А учитывая силу черноволосого, если бы хотели — то просто взяли бы это.
— Тогда смысла в твоём путешествии так же не много. Вот и оставайся здесь. — черноволосый хотел добавить, что тебе ведь не хорошо, а у меня лекарства. Но не стал препятствовать. Так важно куда-то идти? Хорошо, значит так нужно. — Хм. Кому всем? Если здесь нет никого.
Хочется черноволосому делать саркастичные сравнения, он будет это делать отталкиваясь от того, что раньше в шутку назывались "любимой женой". И так уж ли поиздевались, что аж оттолкнули от взрыва? Ну, если это считать издёвкой, то да.
Черноволосый и не ждал просьбы о защите, ему так захотелось, только и у защиты свои понятия. Они не в детском саду, чтоб на всё спрашивать разрешение. Захотелось — делают. Взрослые ведь.
Мужчина дожидается, когда немного отойдут, скроются из виду, вот только он прекрасно чувствует чужие колебания сердца, хорошо определяя, где сейчас Солнышко. Правда действует это не на очень длинные расстояния. Безумная улыбка, до белоснежных зубов, появляется на лице мужчины, а затем он делает резкий выпад вперёд, туда, где сидело чудовище, чтоб привести в действие свой план.
За Солнышком пойдут, следуя незримой и неразлучной тенью. За Солнышком шагнуть во тьму, двигаясь почти бесшумно. И Солнышко очень нехорошо подставят, когда резко оттолкнуться, запрыгнув на возвышенность и... у преследователя не останется иного выбора, кроме как напасть. Монстром окажется безумно худая женщина, с загорелой кожей, что обтянула кости подобно целлофановому пакету. Монстр передвигался на четвереньках, царапая большими когтями землю. Челюсть свисала на десять сантиментов вниз, являя миру пасть с нескольким рядом зубов. Луна уже взошла на небосводе, прикрывая свой лик веером из редких облаков. А потому монстра можно увидеть не сразу, ведь облака чёрный и закрывают свет луны полностью. Возможно Солнышко заметит лиловое платье в блёстках, когда разъярённо чудовище, которому успели лопнуть глаз, кинется на источник запаха, что потерял ранее. Ведь черноволосый кровит травмированной рукой. А потом куда-то высоко прыгает, не добраться туда. Сам напал, сам разозлил, лишив глаза, и сам убежал, скрылся. Единственный источник запаха, похожий на прежний где? Правильно! На подбородке Солнышка остался след крови, пены и запах черноволосого.
Мужчина будет с предвкушением ждать развития событий, словно заядлый игрок крутит рулетку. Что выпадет? Солнышко услышит шорох монстра и убежит? Или впереди ещё монстры, поскольку был слышен чей-то крик? А может монстр нападёт на Солнышко и черноволосый не успеет спасти? И будет ли спасать вообще? Столько интересных вариантов.

Сильный стресс притупляет чувства, словно выжигает их подчистую, оставляя после себя пепелище. Однако, даже так чувства могут пробиться новым ростком, особенно если затронуть что-то важное, или воскресить воспоминание из прошлого. Правда тогда чувства могут захлестнуть ещё сильнее, больнее чем прежде, поскольку будешь не готов снова испытать их натиск.
— Да-да, и жить тоже не имеет смысла, но, как видишь, ещё не померли. И если смысла не видишь ты, возможно, его видит другой. — произнёс мужчина отступая. Можно было сказать, что и смысла в этой встречи нет, однако она произошла, случилась для чего-то. Можно сказать, что это просто случайность, ничего особенного. Тогда бы не продолжался разговор и всё бы закончилось за секунду, по щелчку пальца черноволосого, что убил бы незнакомца, как убивал всех остальных. Но почему-то и этого не произошло. И даже сейчас, с садистским наслаждением, наблюдая за слабостью и вялостью своего собеседника, что даёт приятную толику уверенности — далеко не убегут, мужчина видит в этом большой смысл. — Для каждого своё солнце. — фыркнув черноволосый, отмахнувшись короткой фразой.
Имени своего не назвали, а могли сразу опровергнуть такое прозвище, но этого не произошло. Обозначили так, как ощущали. Не только за внешность, а, быть может, за то тепло, что расцвело в груди лишь на мгновение, когда стало забавно, что его посылают куда подальше. Ведь все другие падали на колени, умоляли, предлагали сделку. Здесь же было в разы проще: убей, и всё. Ни истерик, ни криков, тихо и мирно, что приятно расслабляло.
Может быть потому он и пошёл следом? Словно какие-то блеклые всполохи мелькали перед глазами кусочками воспоминаний. Но никак не удавалось уловить суть. Возможно что-то похожее он уже встречал? Ведь он сейчас неосознанно идёт следом за своей жертвой. Изначальный план, даже можно сказать миссия, состоял в том, что днём он убивает одних, а ночью крошит других. И это так правильно, так обыденно, будто расписание написано на годы вперёд. Но почему он сейчас пренебрег этим расписанием? Думает о нападении на свою персону ранее? Считает Солнышко причастным к этому? Пока было непонятно.
Черноволосый прячется в тени, ступая почти бесшумно, лишь барабанный бой капель крови и стекающей пены, что ударяются об куски уцелевшего асфальта, могут потревожить чуткий слух. Но вряд ли Солнышко заметит, услышит тяжёлое дыхание того, кто крадётся в ночи. Он прячется, вглядывается в хрупкость покачивающейся фигуры. "Тебе ведь дурно, но ты помощи не просил, потому что.... всё равно?" — задумчивым монологом терзает себя мужчина. Втайне желая, чтоб упали, вскрикнули, воззвали к помощи, а может даже потеряли сознание — тогда бы он забрал себе. И стоит только подумать о том, что желает забрать. Аж дрожь удовольствия проходит по телу. Власть над кем-то пьянит, абсолютная власть становится наркотиком.
Пускай черноволосый и прячется, но внимательно следит, чтоб не отставала голодная красавица в лиловом платье. Она растеряна, вечно заходит в тупик и рычит на следы крови, что постоянно петляют. Потому как она наклоняется и слизывает кроваво-пенистый след, чуть шатко стоя даже на четвереньках — значит, что давно не ела и очень слаба.
И как только она потеряет след черноволосого, так взвоет от обиды, хищно рыская по сторонам. Новая жертва найдётся быстро, но монстр не спешит. Пытаясь сфокусировать единственный ценный глаз. Она словно чует что что-то не так, будто это какая-то ловушка, но от голода и боли — стремится к своей погибели. Делает шаг и замирает. Резко обернувшись на крик она зашипит, словно испугавшись, а затем со всей злостью кинется на светловолосого. Прыгая, отталкиваясь ногами и выставляя вперёд когтистые пальцы, чтоб впиться в плечи незнакомца и попытаться перегрызть ему горло.
Вот только красавице быстро подпортят челюсть. Черноволосый подойдёт ближе, щёлкнет пальцами, чтоб дама не успела укусить, а ощутила, как отваливается столь важная часть.
— Ох, неужели я помешал свиданию?  — хмыкнул мужчина, появившись аккурат за спиной монстра. Чужие крики он слышит, обязательно проверит позже, но сейчас здесь, под холодным светом луны, картина поинтересн

Жизнь учит безразличию прекрасно, ещё и злобы подсыпает на израненное сердце. Быть может, двое раненых судьбой способны лучше зализать раны друг другу, чем кто-то один.
Фыркнул мужчина, ему нечему было добавить, да и светские разговоры не были его коньком. Чаще он просто кивал на что-то, даже не особо вслушиваясь в разговор. Просто наблюдая за мимикой и реакцией собеседника, внимательным взором, словно змея, из-за чего создавалось ощущение давления. И сейчас собеседник интересен своей слабостью, видимой хрупкостью, что весьма обманчива. В этих руинах слабые не выживают.
— Нет, оно и здесь есть. В зеркало посмотри. — жёстко отрицает мужчина чужие слова. Он так решил, значит солнце здесь, и будет так, иной вариант он даже не рассматривает.
Ведь не сказали, что именуют только так. Имя никто не отнимал и после себе хотят спросить. Но разве есть для этого момент, или повод? Обращаются пока так, как кажется понятным и правильным. А узнать имя кого-то, означает надежду на следующую встречу. Черноволосый просто не уверен в будущих встречах. Потому и не загадывал наперёд, не спрашивал имя. Хотя, та боль, что отражается на лице, лишь на секунду, возможно именно она и манит не спрашивать имя, а продолжать терзать собеседника прозвищем. Кто знает.
Зрачки расширяются от того трепета, что волной скользит по телу, когда всего за миг монстр рванёт к своей жертве и тут же захрипит от тяжёлой раны. Мужчина делает шаг ближе. Вглядываясь в то, как содрогается тело монстра, как она жадно хватается за плечи Солнышка и тянется к шее. Проходится лишь верхней губой и рядом зубов по коже, ощущая, как утратила челюстную кость, как хлещет кровь на месте подбородка, стекая водопадом по телу неудавшейся жертвы. А в груди, так больно и тяжело в груди, что холодным ознобом прошибло всё тело. Монстр судорожно хватает воздух, чувствуя, что слабость одолевает. Она не в силах удерживать жертву, ноги дрожат, а затем кто-то походит сзади. Тот, кто лишил глаза, из-за кого всё расплывчато и непонятно. Её хватают за шею, лёгким движением отбрасывая прочь.
Черноволосый избавиться от едва живого монстра, который так настойчиво пытался вцепится когтями в чужие плечи, разодрать их напоследок. Но это неважно. Секунда, чтоб глянуть на импровизированное оружие, а затем поймать за запястье, чтоб потянуть руку Солнышка к своей шее. Закинуть на плечо, прекрасно зная, что подставляется под удар, но кому-то ведь все равно что будет, значит и нападать не имеет смысла. Поэтому без зазрения совести поймают на руки одним лёгким движением, прижимая к себе.
— Она появилась резко, значит не была частью твоего плана, поэтому ты ничего не мог планировать, поэтому я не помешал. — бесстрастно сообщил мужчина, стараясь поймать взгляд собеседника в лунном свете. — И ты сам меня позвал с собой. Или готов отречься от своих слов?

Судьба интересно себя проявляет в мелочах, и только взглянув со стороны — видишь полную картину всего. Ведь Солнышко сегодня мог умереть дважды, если не больше, но этого почему не случилось. Чем не судьба, что оберегает... или наоборот мучает своего подопечного, не давая совершить желаемое.
— Вот как. — растягивая слова произнёс мужчина с толикой задумчивости. Если нет зеркала — он его найдёт и покажет, непременно. Но черноволосый не стремился отнять данное. Своё имя он потерял, как знать, может и другие тоже. Когда что-то утратил, возможно, боишься узнать, что кто-то в такой же ситуации как и ты. Ещё испытаешь неуместную жалость, сострадание, или понимание. А такие чувства отвлекают от хладнокровного убийства.
В те моменты, когда отшвыривали прочь такую незадачливую даму, черноволосый видел выражение лица собеседника и то, как притягательна для него была смерть. Улыбнувшись уголками губ, светловолосого поймают невзирая на болезненный выдох. Чувствуя, как липкая кровь пачкает собственную одежду, скользит по ней. Правда одежда покрыта водоотталкивающими свойствами, но теплоту крови он ощущает хорошо. Черноволосый чуть наклоняет голову, почти опускаясь к шее Солнышка, делает шумный вдох:
— Вкусно пахнешь. — он любил чуть кисловатый, металлический запах крови. Наслаждался им, как и недавней сценой убийства. — С такими не договариваются, они давно лишились рассудка.
То как хмурятся — замечают, разглядывая собеседника очень внимательно, словно ощупывая каждую клеточку тела в молчаливой тишине, лишь едва нарушаемой шуршанием монстра, на последнем из дыханий. Пауза затягивается, мужчина лишь смотрит, держит крепко, хищной хваткой, и никуда не отпускает.
— Нет. — это всё, что говорит черноволосый, а затем делает шаг во тьме куда-то прочь. Осматриваясь по сторонам. Он ведь слышал крик? Значит им в другую сторону, ведь там небезопасно для Солнышка в данный момент.

Эти крики мешают сосредоточиться. Звуки в ночи особенно громкие и разносятся по округе в считанные секунды. Чужое сердцебиение приближается, оно уже рядом. Судя по звуку — это человек, но черноволосый совершенно не намерен встречаться сейчас хоть с кем-то. Рана на руке вызвала лёгкую слабость, да и весомый, трудный день внёс свою лепту. Планировалось продержаться на энергетиках, но для этого он должен был сидеть в укрытии и ждать жертв, а не бродить по тёмным улицам, напрягая руку, чтоб она сильнее кровоточила.
Кому-то хорошо и в одежде, и с обезболивающими, а кому-то притягательно плохо. На что и хочется любоваться. Слабая жертва в крови — разве это не мечта маньяка? Вишенка на торте, которую так и тянет съесть без остатка.
— Красиво. — с интересом произнёс мужчина, кивая на слова собеседника, что полностью согласен, а сам наблюдает за растекающимся пятном на одежде. — Ага. — снова кивнул мужчина, глянув на порезы на ткани от когтей. — Договорился, чтоб потом убить? Не понравилось свидание? Да ты сумасшедший. — смешок сорвался с губ на этой фразе.
Мужчина делает шаг, чувствуя недовольство собеседника и болезненные судороги в прижимаемом теле.
— Потерпи. — сухо отрезает собеседник, словно терпеть так уже просто. Невольно погладив большим пальцем по ноге, которую удерживает.
— Мы идём. — снова бесстрастно подтверждают сказанное. Идут ведь, чего ещё в жизни не хватает? Учитывая состояние светловолосого, то ему не слишком будет хорошо гулять по ночным улицам одному, куда бы он не направлялся.
Слишком увлёкшись разговором, созерцанием окровавленного Солнышка. Мужчина не успел среагировать на приближение должным образом. Ощутив удар, но не его силу, ведь болезненные ощущения быстро притупились. Круто развернувшись, даже со своей ношей, черноволосый хищно уставился на то, что им помешало.
— Ах, ты... — гнев нарастал, земля под ногами затрещала от невольно выпущенного силового потока. Так бы и разорвали того, кто посмел мешать, вот только вид был у существа странный. —... что ты вообще такое? — уже нацелившись убить, сосредоточившись на черепной коробке существа, чтоб лопнуть, как мыльный пузырь, немного замешкались. Он видел больших людей, взрослых, крупных мужчин и сильных женщин, а это почему такое мелкое? Какой-то подвид монстра? Галлюцинация? Жажда крови никуда не девалась и это ощущалось в атмосфере, а также в напряжении всех мышц черноволосого, что мог почувствовать Солнышко.

Черноволосый считал иначе: монстр кричит как монстр, человек как человек. Это слышно в высоких нотах крика, где чудовище хрипит рыком и оглушает визгом злобы, а человек лишь выражает свою боль. Вот только если боль переливает через край — только тогда кричат как зверь, словно утратили всё человеческое разом и кроме жестокости, отчаянья — не осталось больше ничего. Возможно тот, кто охотится на людей и монстров одновременно немного отличает их крик. Или он и правда похож, просто это безумные утверждения, будто что-то разное. Мужчина внимательно смотрит на светловолосого, когда тот пытается припомнить, что кровь не может быть притягательной.
— Красиво, но я не про кровь. — заглянув в глаза, произнёс собеседник. Как поймут, так поймут. — Хех, верно и я сумасшедший. — не весело подытожил мужчина, когда-то ведь всё было иначе, а теперь безумие терзает его, как и всех вокруг.
Черноволосый лишь фыркнул на выгнутую бровь, понимая: мучительно терпеть всё происходящее, да и учитывая, что светловолосый пережил сегодня, ему явно не слишком хорошо — не только в физическом, но и моральном плане.
— Рюкзак, левый карман, твоя карательная рука дотянется до второго бокового отделения сверху. Сильное обезболивающее именно там в капсуле, которая делает укол. — на ходу сообщают, переступая неясные крошки руин в кромешной тьме, останавливаясь на пару секунд, когда луну скрывают облака.
— Я не знаю куда нужно, мне не сказали, лишь позвали. Координаты контрольной точки сбора неизвестны, использую запасной план по поиску убежища. — успевают поговорить до столкновения с чем-то неожиданным. Нутро всё аж встрепетнулось. Нападение? Враг? Желают крови? Он даст им столько — аж захлебнуться. И неважно, что он причиняет боль Солнышку, в его состоянии — причинит боль всем, даже себе если будет нужно.
Мужчина не был готов к тому, что увидит в данный момент. Перед ним стояло что-то маленькое? Монстры бывали разные, но ни один из них не оставался похожим на человека, лишь угадывался общий силуэт. Они редко говорили, а даже если делали это, то сохраняя свой разум — тело их ужасно мутировало. Звонкий голос резанул по ушам, столь живой и чистый, без примеси грубости или вызова. Странно. Но как только свет луны вновь станет ярче, отразится сверкающими бликами в глазах, цвета безбрежного океана, маленького возможного монстра по имени Алёша, мужчина на секунду испытает странное чувство, будто защекочет где-то внутри. А в голове мелькнёт мысль: миленько.
— Здравствуй Алёша. У меня нет имени, я его не знаю. А это не принцесса, а Солнышко. И... — резкий взгляд упёрся в чернеющую пустоту позади Алёши. И прежде чем услышат остальные, как со звоном покатится железная банка пустых консерв, прежде чем поймут, что за спинами раздаётся чей-то рык — так, проигнорировав слова Солнышка, прижмут сильнее, правда поменяв положение. Удерживали ранее двумя руками. А потом, отпуская ноги, закинут на плечо, чтоб поймать под ягодицами. Как смогут
держаться, так смогут. Второй, больной рукой, поймают Алёшу за шкирку, подбросив, чтоб обхватить за талию, уместив маленького монстра под мышкой. И бежать, что есть силы бежать, даже с таким грузом, почти взвыв от боли, при таких резких движениях. Ведь она продолжала сочиться по телу, и притуплялась, когда рукой не двигали. Делая всё шире шаг во тьме, когда за спиной слышится уже не один рык, а несколько. Стая? То как шкрябают обломки асфальта сразу несколько лап — красноречиво говорит об этом.