Клубы серого сигаретного дыма кружили в сумрачной глуши, ночь была темна и полна ужасов. Лишь тусклый огонёк сигареты светился во тьме. Эванс ждал, облокотившись на стену здания спиной, он вдыхал полной грудью воздух в предвкушении и прислушивался. Истошный крик разрезал тишину, а стук каблуков замаячил в сторону Эванса. Надо же, как быстро нашлась та, что должна была цвести всполохами прекрасных цветов, раскрывая свою сущность от и до. Метания жертвы были недолгими, весь её побег сводился к одной дороге — туда, где ждала её смерть.
— Помог... — хотела было закричать молодая девушка, но сильная мужская рука в одно мгновение накрыла ей рот. С силой сомкнувшись на челюсти, рывком прижимая её спиной к своей груди. Удерживая, касаясь губами фильтра сигареты, в расслабленном движении.
— Тише. Зачем так кричать? Разбудишь кого-нибудь. — спокойно проговорил мужчина. Но кто его будет слушать? Девушка тяжело выдохнула и попыталась вырваться, на что её только сильнее прижали к себе, с сожаленьем отбросив сигарету в сторону. Не покурить. Руки сомкнулись на талии, удерживая брыкающуюся, правда она сама замерла, только услышала металлический скрежет топора об землю.
Френк увидел её давно: такую яркую живую, с кнопкой пшеничных кудрявых волос, что подпрыгивали на каждое движение при ходьбе. Её цветок только зарождался, мерцал нераскрывшимся бутом над её головой.
— Спасибо вам! — она улыбнулась так искренне, так невинно, что собственные губы растянулись в усмешке.
— Такой красавице грех не помочь. — с хрипотцой возбуждения проговорил мужчина. Ох, он поможет этому цветку раскрыться и будет не один. Его брат, собственное отражение, неделимая плоть и кровь, что понимает его без слов — будет тем, кто разукрасит эту ночь кровавыми брызгами на полу тайного убежища. Они вместе это сделают.
Звон топора всё четче, шаги все ближе, пальцы тянутся к лебединой шее, скользят по пульсирующей жилке. Да, вот здесь, сейчас.
— Я помогу тебе расцвести здесь. — ладонь опускается ниже, ложится на округлости груди. — И здесь. — томный шёпот у самого уха, когда ладонь скользит между ног, ощутимо поглаживая. А лезвие топора срезает пуговицы на брюках, чтоб добраться до сокровенного. Под его умелыми ласками жертва дрожит от смеси страх и вожделения. Издавая тихие стоны, пока брат в ответ помогает ласкать. А братья тащат её в тайный проход, прямо ща спиной, где скрыто небольшое деревянное помещение без окон и дверей. А все стены в пятнах въевшейся и давней крови. Жертву укладывают на стол, удерживая крепко.
Всё было прекрасно, идеально, цветок распускал свои бутоны, сдавленные крики наполняли тесную комнату, когда мучители по очереди терзали девушку, та лишь впивалась ногтями в поверхность деревянной столешницы расцарапывая, ломая ногти до кровавых ошмёток. Она плакала, умоляла, просила пощады, издавая сдавленные всхлипы, но от чего-то так покорно выгибаясь под ласками. И под самое утро, под яркий рассвет, когда Эванс уцеживал за запястья свою жертву, а Френк завёл лезвие топора над её животом — цветок расцвёл.
Всё стихло, братья всё ещё пребывали в агонии возбуждения, их глаза горели ярким пламенем, а на губах играла улыбка. Топор покоился за спиной, пару капель крови виднелись на одежде. Они направлялись домой и... Френк тряхнул головой, так что чёлка упала на лицо. Он учуял этот дивный, до боли знакомый аромат. И напряжение его стало ощутимым, к удивлению брата. Усилив шаг, Френк быстро пересёк улицу, чтоб завернуть за угол к фонтану. И увидеть там его. Чуть облокотившись плечом на стену соседнего здания, мужчина хмыкнул.
— Ты решил погулять?  — усмехнулся Френк, замечая недовольство лиан и сломанный фонтан, а он ему так нравился.
Пока Эванс зашёл с другой стороны, обходя незнакомца.
— Знакомый? Хорошенький.

Этот аромат слишком тревожил, слишком будоражил. Он словно пудровый - лёгкий и невесомый, но в то же время столь насыщенный и сильный, подобный вязкости смолы, что обтекает сердце превращая в его в янтарный кулон. Лишь для него одно... точнее двоих, он мог подарить своё сердце. Проткнуть ножом грудь, чтоб вырезать и отдать ещё бьющее. Всё, либо ничего. Пойти следом хоть во мрак бездны, но вместе. И сейчас этот аромат пьянит, заставляет мелькать перед глазами образы алых бутонов и невозможность коснуться, лишь слышать голос где-то на задворках сознания. Мучительно томный голос, с непомерной нотой гордости, что слишком тихо шепчет о любви, словно сам боится себе в этом признать. Тогда всё рухнуло, но неужели сейчас? Образ пришедший во снах, терзающий воспалённый ум событиями прошлого, решил воскреснуть явью?
А потом Френк слышит знакомую речь, прикрыв глаза в томительной муке удовольствия. Жив, явь, существует. Говорит, дышит, чувствует. И злится, как же это ни понять, ни ощутить - всё точно так же как и в прошлый раз. Мужчина лишь хмыкнул, когда киса продолжила показывать своё буйство. Да неужели пугает пуганных? Воздух наполнился капельками влаги от разбитого фонтана, а на плечо упала крошка разрушающегося здания. Его бы не зацепили, так играют, это понятно. Но Френк не смахнул пыль на плече, более того, даже не сдвинулся с места, медленно выудив из кармана пачку сигарет.
— И чего ты злишься? Что не встретил? — палец чиркнул колёсико зажигалке, высвобождая огонёк. Мужчина медленно закурил, окинув фигуру внимательным взглядом, наклоняя голову в бок. Ни сколько не изменился, всё также хорош и слишком соблазнительный в гневе. Взгляд похотливо лапает фигуру без зазрения совести, ведь это его мужчина и он имеет право. Ночь не насытила, лишь раздразнила вечный голод, что когтями царапал нутро. Пора забрать своё домой, не позволяя всё тут рушить и привлекать такое ненужное внимание. — Эванс, пошли домой. С ним. — сказал как отрезал, лишь мельком глянув на брата.
Эванс даже в удивлении выгнул бровь, чтоб были таким серьёзным к неизвестно кому, ещё и так желали заполучить. Ведь сколько он помнит: все были пустышками, ночными мотыльками, что гибли от одного поцелуя пламени. Он редко к кому проявлял интерес, но если проявлял - то всецело. Кивок, как знак согласия, а потом настроиться, чтоб начать источать столь сладкий аромат феромонов, пробуждая свою ауру зверя, что ещё едва заметна. А потом рывок, прыжок через препятствия хищных лиан, чтоб ни на одну не наступить. В скорости ему равных нет, а потому он быстро доберётся до кота и не просто позовёт с собой. А скользнёт ладонью через щит лиан, чтоб пройтись пальцами по паху, маняще завлекая.
— Пойдём со мной. — сложно, практически невозможно противостоять феромонам, что взывают к жару, возбуждению по всему телу, крича отголосками желаний в паху. Слишком сложно, особенно когда подоспеет брат, прижимаясь к незнакомцу со спины.
— Прекрати. Пора домой. — шепчет на ухо Френк, поймав свою явь за подбородок. — Ха-а-аш. — с нескрываемой хрипотцой вкрадчиво произносит мужчина,  оглаживая большим пальцем кожу в успокаивающем движении.

А смог бы бог уничтожить того, кого так трепетно оберегал? Во второй раз. Пронзая Френка лианами, он бы пронзил и себя тоже, свою душу, грешное нутро, что отозвалось бы нестерпимой болью. Может потому и не стремиться задеть, ведь знает, понимает всю суть вещей, которая нервной дрожью отдаётся в кончики пальцев. Ведь если пришёл уничтожать, зачем же сохраняет жизнь?
Френк выдыхает кольцо серого дыма с табачным запахом. Наблюдая за фигурой, что скрылась в своём ледяном панцире так искусно, может другой бы и не заметил, но Френк знал — киса буйствует. Конечно, оставили одного, бросили и явно разбудили не так, как ему хотелось, не в той заботе, которую он заслужил. Пускай скрывается за холодной отстранённость, но в своих снах Френк прекрасно помнил, ту бурю, лаву эмоций, что испепеляла. Нет, этот хищник злится, без сомнения, потому и закрывается от всех, чтоб не ранили вновь.
— А ты не злишься? — насмешливо вопрошает мужчина. — И потому лианы просто так ломают здесь всё? — Френк хмыкнул и прищурился, голос возлюбленного совсем потерял краски жизни и звучит как-то слишком слабо. Сколько же он спал, где он спал? Собственные воспоминания накатывают водопадом. Можно было бы принять всё это за галлюцинацию, одну из многих, дурной сон или утреннее видение. Но Френк вспоминает прошлое, осознает, что это были не просто жаркие сны, а реальность, которая... оборвалась в один миг. 
— Не помнишь? Я обещал забрать тебя, если ты сам мне это позволишь. Забрать тебя с собой в бескрайние леса, к диким цветам. Помнишь? Наше свидание должно было быть там. — боль в сердце неприятным отголоском кольнёт. А сказанное «было» эхом отозваться в мозгу и не будет стихать. Так было или есть? Пускай Френк и не может сейчас организовать кровавый путь подношений, золотую пыль и трон из человеческих останков. Но это только сейчас, а так он зовёт за собой, чтоб дать большее. Мужчина лишь тряхнул головой, сбрасывая с себя строительную пыль, не спеша покидать своё место, он так удобно пристроился. 
Эванс с удовольствием подмечает, как в близи соблазнителен представитель кошачьих. Какой взгляд, стан, осанка — вполне в его вкусе, даже очень. То, что запястье перехватят, сжимая хорошенько — вызовет только улыбку. И это всё? Хмыкнув с такой надменностью, глянув пристально на собеседника, что как-то слишком противится ауре, да и способности интересные заимел где-то. Эванс чуть покрутит ладонью, да, запястье сжали, но кисть вполне себе дееспособна. А значит можно чуть приподнять пальцы вверх, чтоб скользнуть ладонью между тканью брюк, оглаживая нежную кожу, протискиваясь ниже. Да и вторая рука вполне себе дееспособна, ей можно смело поймать за ягодицу и сжать ощутимо. Пускай удерживают и вдыхают феромоны как можно чаще, глубже, насыщая себя ими. Пока губы тянутся к соску, чтоб подцепить его зубами через ткань, отстраняться то некуда. 
Поскольку подходит Френк и полностью блокирует путь к поступлению, источая не менее сладкий аромат. Мужчина ощущает, что его опутывают, пускай, он прижимается только ближе. 
— Решил поиграть с лианами как в прошлый раз? Когда ласкал моё тело? — обжигающий шёпот напомнит, даст понять, где были такие же теневые лианы, и цветочные, и как стонали там, на поляне, среди кровавой оргии. На всякое «занят» лишь хмыкнул, ласково поглаживая подбородок большим пальцем правой руки. Пока левая, без зазрения совести будет оглаживать чужое бедро. — Я дам тебе занятие поинтереснее, или ко мне. — произносят губы, с толикой хрипотцы, резко поворачивают за подбородок к себе. Прикусывают собственную губу, чтоб пошла кровь и только тогда накрывают чужие губы. Давая возможность вкусить знакомую кровь как подношение, и вспомнить, ощутить феромоны сильнее, а также жажду.

Вот только кто сказал, что в этот раз Френк даст себя уничтожить? Тогда он этого страстно желал из-за своего проклятия, из-за мук, что тянулись шлейфом горечи, цепляясь крюками за спину. Слишком он устал, был надломлен и даже, когда появился в его жизни свет - знал, что не достоин его. Смерть была способом очиститься, унять боль и прервать череду страданий. Но сейчас, сегодня, здесь - другие условия и так просто умирать не собираются, пускай на пути станет куст, бог, и вся братия лиан.
Он знает свои сны, поскольку они ему не снятся. Давно, лишь чернота и мрак владеет сознанием. Может когда-то он и видел сны, в юности, ещё до того как кошмарные события полностью стёрли с разума любые проявления грёз. Тогда были, да, но вот те что он видел безлунными ночами, когда зов бездны усиливался... нет, это были не сны, а явь. И отличий быть не может. Просто кто-то ещё не проснулся полностью.
Если говорить с помехой - то не такая она уже и помеха. Так ведь?
— И кого ты решил наказать? Они заслужили твои старания и великую силу направленную в их сторону? — строго спрашивает мужчина. Ведь в прошлом просто так свои силы не тратили ни на кого, а берегли их. Так что случилось сейчас, что это изменилось?
— Я звал. — кивнул Френк, делая долгую затяжку - с особым упоением выдыхая дым. — И сейчас зову. — всегда звали и будут звать. Это сам Хаш думает, что никому не нужен, однако... он у всех спросил? Или рассудил по кучке каких-то неудачников.
Эванс и не перестанет касаться, коль Френк ему сказал «добудь» - так и сделают. Ведь иначе придётся разбираться с братом, а он просто невыносим, когда ему что-то не досталось. Потому какое бы сопротивление не оказали, а своё заберут. На ледяной взгляд ответят лишь ухмылкой, жарким племенем вызова во взгляде. Не желая отступать. Дыхание незнакомца слышат, понимают, что на верном пути, а потому не отступают. Чувствует как тянут руку вниз, мешая этим движением, раздражая, когда смеют что-то забирать его. А потому тело начнёт наполняться аурой, жутким очертанием зверя, что сильнее прочих. Чтоб прижаться сильнее, укусить больнее, подставляя колено под пах незнакомца и взглянув весьма красноречиво: «брыкайся, но никто не отпустит».
— Лишь наша игра, или ты забыл? — мурлыкает на ушко Френк, вслушиваясь в знакомый голос с нотой горечи и спешно стараясь утешить. — Я рядом.
А вот подходящая или неподходящая - это уже отдельный разговор, в котором, на данный момент, слишком мало смысла. Френк знает как дорога его кровь, как манила она тогда и как сладка будет сейчас. Хааша удерживают, не позволяя отвернуться, целуют мягко, но напористо, скользя языком по створкам губ, как бы спрашивая разрешения проникнуть. И тут же выдыхая в губы стон боли, но не смея прерывать своё занятие и убавлять ту нежность, которую дарит этому долгожданному мужчине. Пускай смешанную с болью, кровью и муками, но никуда не отпустят, не в этот раз, сжимая ладонью бедро сильнее. Даже если лианы разорвут его здесь и сейчас - всё или ничего. Он готов рискнуть.

Вот именно «если бы». Всё могло закончиться в первую секунду, каким нибудь булькающим звуком с примесью кровавой тошноты. Однако Френку не в первый раз умирать, а Эвансу... о таком повороте событий лучше и не думать. Вот только убивая возлюбленного во второй раз - даже не нужно будет стараться ранить, сами изувечат неокрепшую психику, без посторонних посягательств.
— Всех? — коротко спрашивает мужчина, чуть напрягаясь. Снова? Лиса явно не обрадуется такому повороту событий. Извечная кара человечества за грех простого существования. Короткая улыбка коснётся лица, а мысль о том, что для кого-то они все просто букашки - посетит черепную коробку. — Не было
— сухо отвечает Френк, делая ещё одну затяжку. Как и не стало тогда, ведь кому-то тьма и пустота была ближе. Кому-то было проще замкнуться в себе, чем... а уже и не важно чем.
Холод слишком ощутим. Снова отстраняется, снова замораживает чувства, как прежде, так всегда было. Извечная и ненавистная ледяная броня.
— Это ты так решил? Или просто не желал слышать, снова. — извечный цикличный разговор, где упрямость и гордость делают свой перевес. «Я не знаю ничего, пока это меня не коснулось» — так было всегда, так и осталось теперь. Хаш не согласился тогда, и сейчас отторгает это предложение. Возможно... ему действительно это не нужно? Печаль владеет сердцем в ту же секунду, как это произносят, «не было» - словно отмахнулись от чего-то незначительного. Френк хотел, чтоб под пеленой феромонов увидели его настоящего, а оказывается без феромонов всё куда сложнее. И настоящим его не принимают.
Эванс прекрасно понимает, что перед ним необычное существо. Уж что, а зверей он чует хорошо, как и силу противника, чтоб не лезть лишний раз в самое пекло. И замечает напряжение, дымку подобную собственной, вот только он не влияет, а дёргает рукой с силой, чтоб высвободится из лиан. Тут же скользнув аурой лапы по груди.
— Тише, чего ты завёлся или не нравится как ласкают? Форма то должна быть знакомой тебе.  — усмехнулся мужчина, фыркнув так сильно, что собственная чёлка взметнулась от потока воздуха. Вслушиваясь в разговор про какие-то интересные такие игры.
— Нашей? — Френк нахмурился ещё больше, будто говорили совсем о ком-то другом, неведомом ему и далёком. Поцелуй полнился и жара возбуждения, и ненасытного голода, только рык соскользнул с губ. Френк прижимается ближе с тихим стоном, ещё и ещё, жадно покусывая такие манящие губы на вкус точно сахарные. Но также привкус горечи играл на языке. Слишком далёкий... особенно, когда отстраняется.
Френк слышит знакомые отголоски чужих воспоминаний, но бьют по-больному. Считая, что он принуждает вновь, когда всячески старались показать - это не так. Мужчина отстраняется, насколько это возможно, коротко глянув на брата.
— Отступи. — феромоны теряют силу, растворяются в воздухе, как и аура брата, а Френк старается как-то в этих лианах дотянуться до сигарет. — Изменилось. Я их использую, чтоб убивать. — пожал плечами мужчина, констатируя факт. И с тяжёлым вздохом добавляет: — Похоже рушить здания тебе интересней, чем пойти со мной. — если это так, то не станут препятствовать, Френк уже привык, что выбирают не его.

Френк лишь хмыкнул. Виноват... виновники всегда найдутся, как ни крути, а кто-то просто родившись совершил непомерный грех. Как и его рождение стало карой для семьи. Не умея говорить, ходить, совершать хоть какие-то действия без посторонней помощи - он уже стал виновником всего дурного. Иногда причина не нужна для обвинения, лишь повод.
— Жаль. — констатирует бесцветно мужчина. Зов не услышали тогда, когда он всеми силами, жестами кричал об этом - так и сейчас останутся глухи к призыву. Верно говорят, что мольбы одного человека боги не слышат. И даже когда целая нация кричит в агонии пламени, смертей, уповая на помощь богов... их не услышат, никто не придёт. А коль придёт... то смерть всем.
Френк не знал где искать, не понимая всего и считая лишь сном. Мог кто-то поверить в мелькающие картинки в голове, далёкие и такие красочные? Сомнительно. А вот тактильно-осязательная память сильнее. Аромат цветов пробудил остроту образов, а взор живого видения из снов помог разуму сложить пазл.
— Логично, никому не нравится. — он устал что-то доказывать и объяснять. Тем более знал, что феромоны на бога действуют не так как на остальных. Но и сейчас совершил ошибку, что приняли за нарушение личных границ, хоть они и так были нарушены, когда соскучились, потянулись к запретному. Вся его жизнь была соткана из череды ошибок, эта не станет исключением. Но кто знает, может просто так должно случиться и это правильный путь.
— Значит ты не он, раз так отстранённо говоришь о прошлом? — с сожалением выдыхает мужчина не делая попыток пленить губы. Ведь если это только знакомая оболочка - то она может отличаться от прошлого. А Френк выбирал душу, не плоть. Ладони стараются прижать к себе, скривившись в отвращение. Если подумали, что принуждают, то не станут касаться. Хоть Френк лишь хотел отвлечь от разрушения и расслабить, чтоб вспомнили. Желал бы просто насладиться, так использовал бы феромоны вместе с аурой, чтоб никто не мог помешать. Тогда там бы не спрашивали за душу, так, кусок плоти, как и прошлые жертвы, ничего общего с человеком та кровавая и бесформенная масса потом не имела. Но здесь было что-то дорогое: образ, сущность, который пробуждал внутри что-то живое, не мёртвое безразличие ко всему вкупе с раздражением от множества звуков. Что-то было особенное, такое светлое и тёплое, оно воскрешало, окрашивало мир в удивительные краски и впервые показывало его красоту, а не тьму.
— Нашей? — не очень понимает Френк, глянув на брата. Так о которой игре говорят? Не о прошлом?
— Желание... — также задумался мужчина. — Помочь цвести.
А потом соглашаются идти, столь будоражащие слова, манящий разговор. Вот только...
— Поведу, но вначале скажи: кто ты? — смерив цепким и тяжелым взглядом, угрожающе произнёс мужчина. Сны могут быть и неправдой, дымкой, иллюзией. Уж больно он поверил им из-за аромата. Поэтому Френк желает узнать с кем имеет дело прежде, чем довериться. Поскольку его доверие нынче дорогая валюта и абы кому не отдаст, ревностно защищая своё. Незачем вновь окунаться в то, что один раз принесло боль. А может... уничтожение города не такая уж и плохая затея? Вальс на чужих костях под звонкий смех - ещё то блаженство.

— Проникновения? — удивился мужчина, даже чуть присвистнув. Френк сузил глаза, задаваясь вопросом: а как же так получилось? Где всё это время было божество из видений и кто так легко его нашёл? — Быть может сама судьба тебя разбудила, чтоб ты пришёл ко мне. Раз найти тебя и докричаться так сложно мне - смогли другие. И разве ты не рад, что проснулся? А вот те кто посмел рушить - любопытны и мне. — сквозь зубы выдыхает недовольство мужчина, сжав руки в кулак. Дом есть дом и рушить его - непростительно. Френк бы убил любого, кто бы просто посмел переступить порог без его разрешения, а что-то сломать или разрушить... скажем так, этим людям очень не повезло.
Эванс, в свою очередь, гадал и думал: что здесь происходит? Кто проникал в кого, и чего там порушили? Но старательно делал вид, что не причём, я вас не знаю и вообще вы сегодня все странные.
Френк с сомнением относился ко всей этой божественной кутерьме. Ведь ты можешь ни на кого не надеяться, но иногда, взглянув в кромешную тьму, где притаилось зло, почему-то невольно взываешь к мольбам. И эти мольбы не помощи просят, нет, они шепчут одну лишь единственную просьбу: хоть бы меня не заметили. Желание, чтоб ни боги, ни люди, ни мучители, никто не смотрел в твою сторону сейчас. Не нужно злата или богатства, лишь это. Но боги глухи и с наслаждением наблюдают за твоим падением в бездну. Но даже там, встретив истинного бога - он от тебя отвернётся, хоть ты его и будешь звать.
И требуют от бога не слишком многого. А по сути ничего не требуют, лишь дают ласку, которую не желают принимать. И хотели бы - подчинили, не убирая феромонов. А так лишь отвлекли от разрушения, пока ещё, родного города.
— Откуда знаешь, что не было? И если отголоски есть - они не берутся из ничего. Значит твои. И я лишь напоминаю тебе о прошлом, предлагая иное будущее. — богу стоит лучше понимать разницу между: подчинить и отвлечь феромонами на себя. Ведь неизвестно в каком сейчас настроении божество и может прихлопнуть без раздумий. А как вообще нужно было поступить увидев разгневанного любимого? Был шанс, что послушают, а не выпотрошат лианами? Ведь Френк помнит буйство и упёртость Хаша. Где никакие слова не способны пробиться через внутреннюю броню. А дом Френка и Эванса довольно близко - не хотелось бы, чтоб его задели.
— Мы не просто играем, мы помогаем всем им. — пальцы нервно перебирают фитиль сигареты, курить хочется и очень, но Френк никак не может сосредоточиться даже на таком простом действии. — Мм? И к какой ты сути можешь привести всё это?
Френк слышит имя и лишь качает головой. Он знает его, слышал то сокровенное, что говорили в связке с этим именем, не доверяя его никому. Вот только...
— Твоё имя мне известно. Но я спрашивал о другом: кто ты сам, кем себя осознаёшь? И кем хочешь быть в этот раз? — внимательно смотрит Френк. Ему незачем просто развлекаться, он жаждет другого, он жаждет быть узнанным и встретиться с тем, с кем расстался. Впрочем, и другое желание теплится в груди. — Где те, кто тебя обидел? Я с ними помогу разобраться. Ведь если обидели тебя - то задели и меня. — сообщил мужчина, пристально взглянув на Хаша, потянувшись за топором за спиной. Если убийство кого-то важнее, чем долгожданная встреча - тогда придётся идти следом.
Эванс лишь закатил глаза, на эти непонятные разговоры, что уже в печёнках сидят.
— Я вам не мешаю? А то одному мне здесь ничего не понятно. Пока только понял за разборки. Где и куда? Хватит болтать, дома поговорите. Скоро сюда куча народу сбежится.   — нервно повёл плечом мужчина, опасливо глянув по сторонам. Он чует, что грядут неприятности, всем нутром чует далёкий топот чужих ног.

Вот только Френк помнил туманные образы, расплывчатые миражи прошлого, без четкой симметрии и последовательности появления картинок. Они вспыхивали фейерверком и исчезали в тот же миг. Почему же он поверил чему-то столь зыбкому? Да потому что ощутил всю гамму эмоций в момент, стоило его сердцу найти отклик в алых цветах. Тогда, когда после разговора с божеством, у пруда, его обители, в полной тишине, — цветы раскрылись алым, а Френка поймали лианы и утащили под водную гладь. Казалось всё кончено, воздуха не хватит, бог решил его утопить, однако... чужие губы коснулись собственных и этот поцелуй был слаще чем сотни, тысячи других. Один такой, вдохнувший жизнь, что мурашками откликнулась по телу, до кончиков пальцев, а в груди с гулким звуком забилось сердце. Бог не мог покинуть свою обитель, цветы были единственным источником связи с ним, однако там был другой и всё пошло прахом. Френк не знал, где находится бог, он видел лишь осколки былого. И это порождало жгучую жажду — убивать больше, с каждым днём.
— Судьба, болезненно. — кивает Френк, полностью соглашаясь с этим утверждением. Он помнит, как бог и раньше это говорил, что вся его жизнь наполнена нестерпимой болью. Однако его желание вырваться из этого порочного круга было велико.
— А помнишь ли ты меня? Нас? — Френк сделал шаг навстречу богу, под взволнованный взгляд брата и попытку поймать за руку, от которой легко увернулись. Кровь бог любил, всегда, она приводила его на пик экстаза, да что там, она давала ему жизнь. — Как мы были вместе на поляне, в пещере, и прочее? — новый, осторожный шаг, как к пугливому котёнку, неторопливо. С медленной затяжкой сигареты, шумно выдыхая клубы дыма.
— И что ты подумал, будто поступят так с тобой? — внимательный взгляд ощупывает фигуру, зная, что уже надумали лишнего и явно в ином ключе.
На звучный рык, Френк лишь усмехнулся, чувствуя напряжение брата позади себя.
— Ты будешь собой, когда вспомнишь кто ты. И кто же не принял тебя, кому так не повезло? — ласково спрашивает мужчина. Стараясь вызвать череду нужных воспоминаний. — Верно, они где-то в городе, но ты не спешишь к ним, иначе бы ушёл. Так может не так важны они? — иногда основное внимание лучше сосредоточить на себе. Френк вновь делает шаг вперёд, чуть запнувшись о какой-то камень, глянув на него ненароком, внимательнее остановив взгляд. А потом наклоняется, чтоб поднять предмет, изучая его. И тут же отбрасывая сигарету в сторону, когда и сам слышит вибрацию шагов. Взволнованно глянув на божество, что чуть пошатнулось. А потом быстро и уверенно преодолел разделяющее их расстояние. Коснувшись острия подобранного камня, чтоб разрезать кожу на пальцах до крови. Падая на колени перед божеством. Приподнимая вверх окровавленный камень в форме бутона цветка.
— А мне казалось, что кто-то обещал сходить со мной на свидание, да всё никак не собрался. Живые цветы губить не люблю, но вот чем цветок не как приглашение. — Френк протянул подарок, внимательно взглянув на бога. — Он боится не их, а потерять того, за кем они охотятся.

Френк внимательно рассматривает того, кто вероломно ворвался в его жизнь с первым приходом пушистой лисы. Разве мог знать мужчина, что запустит целую цепочку событий, лишь сделал шаг навстречу мерзавцам, посмешившим трогать такую красотку? Знал ли он, что шагнув глубже в пещеры - потеряет не только разум, сердце, но и весь мир вокруг? Знал. Его нарекли погибелью этого мира и, казалось, заранее мстили в ответ, порождая в сердцах людей безумие от феромонов. Френк уже вырвал своё сердце однажды, отчаялся, прикрывая ладонью кровоточащие раны, наблюдая за своими чувствами, от которых остался лишь пепел. Однако бог смог воскресить что-то, заставить пылать и метаться между двух огней, где желание быть и обладать поделилась надвое. Он любил их по-разному, но каждого в равной степени сильно. Даже  не подозревая, что так вообще может. В тон божеству, Френк делает медленный вдох, выдох, пытаясь унять внутренне раздражение. Хотелось впиться в губы до кровавых укусов, выдыхая шумно слова: «ты мой». Однако с божеством сложно, действовать приходится осторожно, ведь он как дикий зверь: тут рычит и скалится, а там уже убегает, или нападает, мурлыкая от нежности. Возможно и не должно было быть этой любви, однако она случилась и остаётся... только принять её, или вновь отвергнуть.
— Лишь облик? — хмыкнул Френк, показывая богу язык, проходясь им по губам и облизываясь. Напоминая, как таким же движением до мурашек скользили по коже, прижимая к себе разгорячённое тело. Замечая, как качают головой рассыпая волосы, хотелось до безумия зарыться в них пальцами и притянуть рывком к себе. Глаза так и горели желанием, следили за каждым жестом хищным змеем. Вот только брат не даёт утонуть в этом желании целиком.
Эванс смотрит с беспокойством, он опасается не сколько силы, сколько... да ему самому непонятно чего. Он то думал, что это кто-то из знакомых, ему неведомых, ведь Френк не всегда мог рассказать о том где был. Конечно они многое делали вместе, но бывали дни, когда он с чем-то хотел разобраться сам. Мимолётное увлечение? Не похоже. Такой страстный и внимательный взгляд, но брат безразличен ко многим вещам. Это заставляло нервничать. Словно предчувствие того, что могут потерять дорогого человека. Ему хочется сказать, дабы не шли, остановились пока не поздно, но он не позволяет себе это сделать. Ведь брат счастлив — это заметно, это понятно, это безумно, а значит таков его выбор.
— А ты всё озвученное примеряешь на себя? Ты спросил что я делаю с феромонами вообще — я ответил. Но разве сейчас тебя пытаются убить? Или...? — Френк не закончил фразу, давая пищу для размышлений в таком многозначительном «или». — Если бы хотел знать за себя — то вопрос бы звучал иначе. И если бы действительно хотели убить — не остановились бы, а продолжили давить ими. — шаги навстречу к тому, кто не отступает назад, уже хорошо, что бог хотя бы слушает.
— Ты сонный котёнок, рассерженный и ещё толком не опомнившийся. А в твоих воспоминаниях брешь, которая забирает твою часть себе. — Френк на секунду притормозил, вслушиваясь в рык, но понимая, что ему ничего не угрожает — продолжил идти дальше. — Не рычи. Ты знаешь, что это правда. — кивнул мужчина, зная, что поймут, ведь дело не в сомнениях в самом боге. А в том, что сонный он может надумать лишнего, поскольку контекст воспоминаний отсутствует, а значит понимание ситуации в целом. И Френк ещё сдерживает свою наглость, ведь иначе бога тогда бы уже облапали... а хотя нет, не сдерживает.
Он лишь немного споткнулся, как лианы тут же устремились к нему, интересно. Неужели... Френк поднимает взгляд, чтоб встретится глазами с Хаашем. Волнение? Забота? Легкая улыбка заиграла на губах. Вот как, интересно. Неужели Френк подбирает верный ключик к чужому сердцу, став на одно колено, вдохнув полной грудью цветочный запах возлюбленного. Да, его образ полностью не вяжется с убийцей, может потому, что только с Хаашем, он и не хочет им быть.
— Обещал, может ты просто забыл. — пальцы сильнее сжимают камень, дабы кровь хлынула больше, окрашивая форму сердца камня в кровь и аромат стал более чётким. Ведь символы сердца — это сам бог и он через них чувствует, как пульсирует кровь по венам каждого существа. — Его я звал ещё раз искупаться. А тебя я звал в сады, к цветам, к твоим дарам и тебе подобным. Ты сказал что пойдёшь, когда я позову снова.
Дрожь по телу скользит молнией, с уст падает первый стон блаженства. Эти касания заставляют таять воском, настолько они приятны и долгожданный. Об ладонь протрутся головой. А второй рукой поймать за талию, чтоб рывком притянуть к себе, уткнувшись носом в живот и с силой вдыхая аромат бога, что заставляет пьянеть от страсти.
— Я безумно долго по тебе скучал. — прошептал мужчина. Кажется, после такого Френк не сможет отпустить, желая остаться стоять на коленях хоть всю жизнь, лишь бы вдыхать это сладкий аромат.  — Идут за тобой. Глупые активисты всего антимистического. Желают погубить дары бездны и их создателя, извращая артефакты и подчиняя их себе. Они опасны и неприятны тем, что умеют аннулировать эффект любого артефакта, силы, мощи. Неприятное свойство, когда уже привык к ним. И против тебя у них точно что-то есть. — Френк стал серьёзным, глянул снизу на беженство взволнованным взглядом. Он слишком хорошо знает, о чем говорит, повезло с любовником из их организации, который рассказал, будто дары бездны — это дары бога, но кто-то бога сюда сбросил. И есть иные дары, что могут вызвать гниль в теле как человека, так и бога.

Френк и видит, что общается с кладом страстей, а не с самим разумом или сердцем. Раздражение, гнев, обида — так и витают в воздухе, аж душно становится, воздуха не хватает. Вот только кто сказал что повезло? Френк не боялся смерти, ему даже хотелось, в какой-то степени, быть разорванным в клочья. Ведь он заслужил это, без сомнения.
Не может сказать, напряжён, словно зверь на охоте. Френк лишь усмехнулся, показывая свою беспечность, мол, хочешь — так разорви, сломай, всяко лучше, чем жить с разбитым сердцем.
— Вот как. — это всё, что смог ответить Френк. Видимо понимание бога улетучилось куда-то высоко в небеса. Поскольку сейчас он его не понимал от слова совсем. Тот так ревностно утверждал что-то определённое, словно ничто другое, кроме как его собственное мнение, не имело значения. Не передёргивать, та не передёргивать, ладно. Френк пытается объяснить, но натыкается на стену, раз, за разом. Будь в ней хоть одна брешь — можно было бы пробиться, а так, это стена словно давит его всецело. — Я не умею читать мысли, чтоб отвечать так, как того хотят. — тихо вздохнул мужчина. Даже не зная что и сказать.
А потом Френк слушает и мрачнеет пуще прежнего. Сглатывая скопившийся в горле ком неясных чувств.
— Если богу кажется, то конечно. — вновь кивнул мужчина, сжав камень до нестерпимой боли. Медленно поднимаясь, отпрянув от бога, выпрямляясь. Опустив голову так, чтоб и взгляда его никто не увидел, а чёлка закрыла глаза, создавая мрачную тень. Если умеют так несложно складывать слова — пускай ими и насыщаются столько, сколько им захочется. Каждый сам строит свои иллюзии: кто хочет друзей — видит дружбу в простой жалости, а кто ищет любовь — цепляется за то, чего давно нет. Вот и слова видят так, как хотят, не пытаясь найти другую грань.
— А сейчас зова было недостаточно? — грустно улыбнулся мужчина, а потом стёр все эмоции. Лицо его стало неприницаемо-каменным, бушующие чувства в груди он попытался усмирить. Звал ведь за собой, зовёт, а его всячески обращают в сторону того, что не было ничего такого. Это больно, очень. Невольно даже вспомнилось выражение — если человек себя в чем-то убедил, бывает невозможно убедить его в обратном.
— У отражения спрашивай, если интересно. Не у меня.
Френк порылся в кармане, достал обрывок бумаги, на котором писал свой адрес, уже и не помнит зачем. А потом протянул бумажку богу. «Ладно» — так и резало слух, соглашались явно неохотно, словно одолжение делали.
— По этому адресу можешь прийти, если действительно захочешь. Насильно и по принуждению я никого вести не собираюсь. И я зову тебя, ни глас, ни бабушку с перекрёстка, не кота с чердака. Придёшь, когда разберёшься в своих желаниях. Сейчас, похоже, крови ты хочешь больше. В этом мешать не стану.  — и правда не станет мешать, кивнув брату, который направится в сторону тёмного переулка, бросив на ходу пару артефактов в разные стороны света. Френк знает, что иногда лучше просто не давить, дать свободу, чтоб стало легче. Может его присутствие просто тяготит, заставляя вспоминать много всего не нужного. Пускай тогда выберут сами, без принуждения и прочей мишуры. Тем более топот чужих ног уже совсем рядом, Френк вздыхает, месть для кого-то всегда была важнее, ничего не изменилось. Даже если в него выстрелят дротиком с гнилью — жалеть не будет.

Френк внимательно смотрит на собеседника, задумчивым, долгим взглядом. 
— Если ты о мнении, то знай — принуждение слишком гадкое, им пользуются слабаки, поскольку не умеют склонить чашу весов в свою пользу. И я не принуждаю к тому, чего не желают сами, пускай даже и скрывают это. — кивнул мужчина, ведь желали. Бог всегда желал любви, компании, общения — это Френк видел ещё тогда, впрочем, кто этого и так не желает. Только степень недоверия делала своё дело и отвергали всех. Сонный бог должен помнить, что многое изменилось, понять течение его мыслей в новых реалиях — весьма сложно. Поскольку спрашивали во время применения способности, что может подчинять, значит и вопрос о ней. 
— Ладно цветочек, куст, или как тебе больше нравится. Гортензия? Обращались к оболочке, в которой ты тоже был. Иначе я бы сказал, что только кот и никто иной смотрящий, сидящий внутри. Или спросил бы: без него можно как-то? Но я не сделал этого. А значит вопрос был и к тебе. — шумно выдыхает мужчина, припоминая, каким упрямцем были в прошлом. Бог отвёл взгляд, от пристального взора Френка, которым он просто буравил, настаивая на своём. Нервно постукивая пальцами по бедру, когда-нибудь он поймает это куст и веткой куста отшлёпает по заднице, несмотря на то, что кто-то там какой-то бог. 
— Я звал тебя тогда после битвы, я зову тебя сейчас в данный момент и позову в будущем. Такой ответ тебя устроит? А теперь скажи: ты пойдёшь со мной на свидание: да или нет? Я устал ждать, и так ждал слишком долго. Скажи уже чётко. — и нечего здесь понимать и забивать себе голову вопросами. Зовут не умирать или вагоны разгружать, а на приятное времяпровождение. Чтоб прям ощутили, поняли это, ещё и ягодицу поймают с тихим рыком, сжав со всей силы. Требую и будут требовать, Френк всегда был ненасытный и не отличался терпимость, вот и берёт своё, обещанное. «Ты мой» — можно прочитать в глазах и давно понять это. Будет легче согласиться, ведь когда противишься, вон, каша в голове.
А потом Френк чувствует то, что ни с чем не спутаешь, артефакт шестого чувства ему подсказывает о приближающейся опасности, той, которую меньше всего должен видеть Хааш, и слышать тоже. Быстрые действия, клочок бумаги и шаг назад от растерянного, то, что нужно, расклад верный, богу не помешает ещё больше дезориентации. 
Эванс лишь засмеялся, когда к нему обратились, звонко, громко, так, что смех отразился от стен домов и разлетелся далеко, будто стая птиц. 
— Он логичен, просто ты ещё не увидел всего. — на остальные слова мужчина лишь развёл руками, мол, сам узнаешь. Эванс всегда улыбался чаще, его улыбка была обескураживающей и не менее зловредной. 
Близнецы попытались отступить, ну так могло показаться, ведь план был безупречен, почти. Лианы отрезали пути, братья попали в ловушку, вот только и это не было проблемой. Смех Эванса указал направление тем, кто бежал сюда со всех ног, они спешили нанести удар первыми и со всей силы. Френк прижался к лианам, погладил их ласково кончиками пальцев, глянув на силуэт бога, в небольшой расщелине между растениями и выдохнул тихое.
— Я уже опаздываю.
Артефакты, брошенные Эвансом, взорвались парой секундами ранее, являя миру густой туман и громкий звук, бьющегося стекла. Мир погрузился в туманную мглу, настолько плотную, что дальше вытянутой руки и не разглядеть. И лишь потом бог мог услышать шёпот Френка. Увидеть, ощутить, как записка нагрелась, воспылала огнём, и тут же истлела, оседая пеплом под ногами, где образовалась огромных размеров кроличья нора, которая и поглотила бога, не давая возможности вырваться. Тут же перемещая его по адресу в записке. 
Бог упадёт на мягкую кровать, а нора в потолке быстро уменьшится и исчезнет. Комната светлая, жилая. Одна кровать, длинный шкаф с вещами на всю стену. Две тумбочки по бокам от кровати, с пепельницей, лампой, каким-то книгами. Несколько увесистых коробок у кровати, открытые, выглядывают от туда ящички с рассадой и глиняные горшки, какие-то пленки и садовые инструменты. Одно окно, завешенное шторой напротив кровати, пару кресел возле него, с небрежно раскиданной одеждой. И кофейный столик. Комната сделана в темном дереве, а оттенки обоев - бордо. Может немного мрачно, но вот так. А на другой стене, напротив шкафа ничего, она пуста, вот только вдруг от неё исходит какой-то звук, шорох, скрежет. Появляется кровавая надпись: дождись меня, я скоро, только прикрою тебя...
Френк писал послание новоприбывшему богу на артефакте иной бумажки, коряво и бегло, но достаточно понятно. Писал иглой и собственной кровью, вот и выходили кровавые надписи. Пока Эванс играл драматическую сцену, мол: «он здесь, помогите, аа!». А как все было готово, так Френку пришлось очень напрячься, чтоб сделать все правильно, пока к ним бежали уже не враги, а подмога. 
Артефактом ножом, он коснулся лианы, имитируя её форму, придавая лезвию новый внешний вид, а потом кивнул брату.
— Готов?
— Всегда, как и прежде.
Френк тихо вздохнул, а потом со всей силы всадил нож брату в живот. Эванс тут же истошно закричал, взвыл от дикой боли. Новоприбывшие, ни в чём не заподозрили раненых жертв, что утверждали, будто из бездны прилез травяной жук, он умеет управлять растениями и вот, ранил брата. Помогите! А туман сопровождает особо сильных существ бездны очень часто.
Френку с братом помогли, там ещё бывший затесался, не слишком радостно встречая пострадавших. Но быстрая медицинская помощь артефактами оказана, вот только такая рана просто не лечится. И на первом уровне все артефакты жутко слабы, поэтому пострадавших направили в больницу. Но Френк уверил, что донесёт брата, у него есть целебные цветы. На том и разошлись, бывший любовник ещё пропел что-то, мол, брата жалко, что ж Френк не прикрыл и фу какой. Потому ковыляя, с раной, что затянулась только наполовину, опираясь на плечо брата, мужчины медленно шли до своего дома. В надежде, что оттуда никто не пропал. Ведь дом был заперт артефактом изнутри, из него не выйти, пока нет хозяев. И не войти. Так что встретит их кто-то по пути, или уже у порога — тот ещё вопрос.

Заметить, что бог немного не в себе? Когда собственное сердце словно с ума сошло, разум попал в плену прошлых воспоминаний, а в паху не вовремя так отозвалось. И чувства скакали то вверх, то вниз. Френк сам с собой не мог совладать, а то понять бога, которого не видел так давно, возможно ли? Сложно поддаваться холодной логике, когда говоришь чувствами и лишь ими ведом.
— Зато теперь в курсе. И я не раз пытался до тебя достучаться, даже потом. — тихо вздохнул мужчина, ведь правда пытался, не бросил всё на самотёк, как было привычно, а боролся, пускай сердце ещё болело и страдать не хотелось. Ведь приходили именно к тому облику, что прятался во тьме. А не только к оболочке, что носила бога.
Френк смотрит на бога, притягивая к себе, ведь чужое, давно забытое тепло слишком дурманит. Искры упорства блещут в глазах, он выжидающе смотрит, даже если через час собираются дать ответ — подождет. И так жизнь была слишком мучительна в долгом ожидании непонятно чего. Всегда он чувствовал, что какую-то часть себя потерял где-то в бездне. И что с этим делать он не знал, всего лишь ощущение, не более того. Но стоило повидаться с богом и всё стало на свои места, а вопросы отпали. Вот кого он ждал и кого искало его сердце.
— Хорошо. — в тон собеседнику отвечает мужчина. Этот звук, это согласие очень сильно успокаивает, заставляет прикрыть глаза в удовольствии, повторив ещё раз шёпотом: «хорошо». — Вот и сходим, а пока разберёмся с гостями.
Френк и Эванс разобрались с ними по-своему. Конечно бог мог вырваться из ямы, но коль согласился идти на свидание — нужно идти до конца, прыгая в самую глубокую нору, доверяя тому, кто позвал.
Конечно потом Френк чертыхнулся, вспоминая, что надписи бог не очень разбирают, а он настрочил в надежде, что дождутся. Зная — для бога нет преград и даже самый добротный дом не удержит надолго. Да и дом свой Френк любил, сам с братом построил на месте прошлой лачуги, с нужными тайными ходами для отступления. Нервы накалились до предела, приходилось торопить брата.
—  Вот так, я ранен, а меня торопят ради какого-то там мужика, про которого толком ничего не рассказали. Я лягу и умру здесь, но спешить, на физическом уровне, не могу!
Возмущения братьев можно было ещё долго слышать между домами, вкупе с рычанием и вопросами: «какого ляда вообще творится и что это за хрен?». Но как только дом показался в поле зрения — оба притихли. Эванс поморщился от боли, сцепив зубы, чтоб не вскрикнуть, когда братья шагнули через порог.
—  Тихо
— Странно 
—  Думаешь ушёл?
— Этот может. 
Осторожно, как мыши, шагая дальше, Френк и Эванс заглядывали в каждую комнату, ведь точно не знали, где окажется бог, эффект рандома. А потом голос Хааша раздался из соседней комнаты, совсем тихий, слабый, но чёткий. Братья возникли на пороге, слушая про свою нелогичность и лишь переглянулись, согласно хмыкнув. Эванс похлопал Френка по плечу, опираясь об дверной косяк, указывая взглядом на бога. Брат его понял, медленно отстраняясь, делая шаг к богу.
— Нелогичны. А кому нужна та логика вообще? — кривясь от боли, проговорил Эванс, в поиске пачки сигарет.
Френк осторожно коснулся пальцами щеки Хааша, медленно погладив. Останавливаясь так, чтоб не наступить на лианы.
— Голоден? Зачем ты сел на пол, тебе нехорошо? — взволнованно спросил мужчина, даже не зная чего ожидать. Потянув руки к богу так, чтоб обнять и прижать к себе осторожно, если позволят, чуть опускаясь ниже, для удобства.

Коней не меняют на переправе, а если Френк что-то решил, то сложно его будет убедить в остальном. Он решил полюбить бога, не оболочку в которой тот находился, а сами слова и поступки. Неважно, где бы он был сейчас, в чьём теле или без него вообще, главное — рядом. И Френк не столь пугливый, какую бы суть не увидел.
— Не говори, всему своё время. Ты разберёшься во всем, ведь я тоже растерян не меньше тебя. Лишь предлагаю шанс, если тебе что-то не понравится и ты осознаешь, что между нами связи нет — отпущу с чистой совестью. Но сейчас просто будь рядом.  — Френк говорит мягко, он старается успокоить бога, понимая, что тому сейчас нелегко: разбудили, так и свалилось столько информации каменным градом. Но коль не слышали — то можно позвать сейчас, чтоб голос точно достиг адресата.
— Можешь разобраться, но я не позволю тебе это делать в одиночку. — соглашается мужчина кивком. Пускай сила бога велика, но она тоже откуда-то берётся, нет вечных источников. А слишком много тратить силы на всё — так устанешь. А Френк меньше всего хотел нагружать ещё и этим.
Правда нагрузить всё-таки придётся новыми событиями и быстрым перемещением раненым братом и прочими новыми вещами. Френк очень переживал, нервничал, ведь снова... ощущение потери чего-то давнего, грусти, печали, что разъедает сердце кислотой, так и мучило мужчину всю дорогу. Ведь терять кого-то, путаться в догадках неизвестности — до жути больно. Вот только как не доверять тому, с кем согласился пойти на свидание? Зачем же тогда вообще идти, если не в жажде довериться хоть кому-то, развеяв одиночество.
— Не всегда действуя логично, мы можем что-то донести друг другу. — проговорил Эванс, хрипло выдыхая воздух. — Деже в шахматной партии, с логичностью шагов — можно проиграть. А жизнь и так играет нечестно.
Бога знают вот только больше переживали, что он уйдёт, потому и пошли искать его быстрее. А Эванс сам вцепился и не стремился уходить. Да и знают ещё одно свойство бога — он может лечить.
— Да, нехорошо, как и тебе. — кивнул Френк, взволновано взглянув на бога. Наблюдая за его действиями с любопытством, медленно поглаживая по щеке, всматриваясь в каждый изгиб лица. Давно ведь не виделись, Френк ощутил, насколько сильно скучал, как был обделён в чем-то всё это время, а теперь ясно понимает: был лишён того, кого полюбил с самого рождения.
Эванс наблюдает за тем, как распускается цветок, так и не вытащив сигарету из пачки, лишь сжав посильнее.
— Что это? — мужчина напрягся, ведь раньше такого цветка не лицезрел, да и про силу этого незнакомца он слабо осведомлён. Лишь глубже вдохнёт, чтоб по аромату понять вид цветка, краем глаза наблюдая за братом с удивлением.
Френк прижимает к себе бога, поглаживая нежно по волосам, слушает его голос, а потом кивает. Наклоняя голову, чтоб коснуться губами виска с тихим шёпотом:
— Я принесу тебе любой обед, только скажи: кто для тебя будет вкуснее и нужнее. А с неприятными ощущениями мы как-нибудь справимся, если твоя болезнь берётся откуда-то то и исцеление, как противовес ей, существует. — Френк ощущает, как расслабляются, спокойней выдыхает. Скользнув ладонью по боку, зарываясь в лианы глубже. — Тшш, всё будет хорошо. Ляжешь на кровать? Я могу уложить тебя.

— Кто бы говорил. — расплылся в улыбке мужчина. Ведь Хаш сам держится за Френка не осознавая этого. Если бы так неважно было держат или нет, рядом или нет, то, наверное, и мир не нужно было рушить, вместе со своими последователями. Угу, не принадлежит, конечно, так можно утешать себя, вот только когда отдаёшь сердце другому — то себе не принадлежишь так точно.
— Вот и подумай почему это делают, в попытке защитить или ещё что, пока я буду разбираться. — могло задеть, если бы ни во что не ставили, а не тогда, когда готовы жизнь отдать, чтоб защитить. Разница была весомая.
Эванс хмурится, он чувствует, осознаёт, что что-то не так. Чутьё у него было всегда получше брата, и сейчас он ощущает себя добычей. Это странно, это необычно, и это... возбуждает почему-то.
— Исцеление. — задумчиво повторяет мужчина, глянув на брата с толикой недоверия. Но тот лишь кивнул, мол, всё хорошо, пробуй. Эх, ничего не остаётся. Однако помедлив ещё пару секунд, Эванс глянет озорным взглядом на бога, значит хищник, да? Тогда ситуация будет предельно интересная.
Пальцы касаются нежного лепестка, Эванс смелее вдыхает аромат, приближаясь губами к неведомому цветку. А потом кусает, срывая лепестки, погружая себе в рот с тихим, болезненным стоном от движения. Вроде бы он доверится, сделает как скажут, однако, пересекая медленным шагом расстояния к кровати, заберётся на неё. Не зная, насколько быстро действует исцеление, испачкает пальцы в кровь, поверхностно скользнув по ране. Приблизив пальцы к губам бога, чтоб нарисовать на них кровавую линию, с тихим шёпотом на ушко:
— Так я твоя добыча? — Эванс заигрывает, и ежу понятно, преодолевая боль, потянувшись к тому, кто сильнее его, но просто не мог отказать себе в удовольствии побродить по лезвию ножа.
— Не дразни. — предостерегает Френк, потянувшись к руке брата, чтоб поймать его за запястье. К удивлению замечая, что его рука также кровоточит, а ведь обещали, что хорошо обработают, конечно, тут и без слов понятно кто мстил. Пускай Хаш и правда очень милый в своём нетерпении, а его глаза так и пылают голодом, заставляя шумно сглатывать слюну, однако Френк знает насколько неприятно это чувство.
— Я хотел сказать спасибо за цветок, где я дразню?
— Дразнишь. — серьёзно проговорил Френк, а потом перевёл взгляд на бога, тихо засмеявшись. — Кровать не для того, что ты там себе подумал. Поспи, отдохни, мне придётся уйти, чтоб добыть тебе нужных жертв, раз... иных ты берёшь. — улыбка стала ласковой, а убрав вторую руку от лиан, потянулись к голове, чтоб погладить осторожно.
— Брата заберу с собой, один побудешь? Никуда не исчезнешь? — рука чуть задрожит, конечно мужчина волнуется при этой фразе, терять вновь — не особо хочется, вернее, не хочется вообще.