— Оружие... — тихо повторяет Ноа. Едва слышимый вздох срывается с его губ, выражая сожаления. Оружием быть непросто, очень непросто. Нахмурив брови он слушает мужчину внимательно, согласно кивая. — У нас есть обычай, когда юноша достигает определённого возраста, его отдают на обучение к наставнику. Делать всю грязную и чёрную работу, а за непокорство получать наказание сродни пыткам. Да и боевую стойку учат держать посредствам избиения. Вот кто не сломается, а в окружении психопатов хватает, сможет жить дальше. Остальное на корм рыбам. — долгий, задумчивый взгляд скользит по телу собеседника, по цепям, что стали уже родными конечностями, по рельефным мышцам, усеянным узоров из шрамов. Сколько же боли испытало это тело, и не было конца мучениям. — Но твоя история слишком жестока. Всему есть предел, а те кто возомнил себя богами — лишь больные ублюдки, не более того. — сжав кулаки со страстью в голосе произнёс мужчина. Даже создавая наркотики, что губят организм непоправимо - он давал выбор: принимай или не принимай. У Лима не было этого выбора. Сердце Ноа пронзила острая боль понимания и сострадания, ни у кого нет выбора, и те кто сильнее всегда используют тебя для гадких целей, забывая о том, что и у тебя есть зубы, которыми ты разгрызёшь им глотку, непременно, однажды. 
    — Тридцатым? — в удивлении брови мужчина поползли вверх. Он даже присвистнул. — Ничего себе. А я три тысячи там какой-то, а тут, ты... вот так. — от чего-то стало невыносимо грустно. Какого это наблюдать за другими, что приходят и уходят, а ты остаёшься здесь навечно. Без дома, семьи, без... впрочем, лучше быть одному, чем непонятно с кем, да и семья не всегда семья. Однако это звучало слишком одиноко, как тогда на больничной койке, где твой разум в плену коматозного тела. Дни сливаются в один долгий, меняются лишь лица, а ты лежишь и ждёшь своей смерти, которая так и не желает тебя посещать. 
    Уничтожить тело... так сказал Лима и впервые Ноа словно ощутил твёрдую почву под ногами, некоторую уверенность в завтрашнем дне.
    — Я уничтожу твоё тело. — рука тянется к тёмным волосам собеседника, пальцы касаются прядей и ныряют в них, нежно поглаживая. Ноа смотрит уверенно, голос его звучит твёрдо. Это обещание, данное здесь и сейчас. Потому что сам Ноа точно не хотел бы себе такой участи, зная что его растаскивают по кускам для каких-то экспериментов - он бы тоже уничтожил своё тело.
    — И за всё это время, что ты был здесь, никто не остался рядом с тобой? — Ноа таки решит уточнить этот вопрос. Понимая, что за столько проведённого здесь времени кто-то да должен был зацепить. Кто-то мог украсть сердце, верно?
    — Уничтожить всё, что им дорого и оставить калеками. Мм, твои слова на вкус как самый сладкий мёд. Я бы так и поступил, с радостью заглянув в их потухшие от истязаний глаза.
    Ноа открыл было рот, чтоб что-то сказать, но прикусил губу и запнулся. Взгляд был опущен вниз, узоры на полу очень интересные, особенно их отсутствие. 
    — В паре, как звучит. Моя пара. — тихо хмыкнул мужчина и как-то загадочно улыбнулся. Понимая, что слово пара имело совсем другой контекст, но как же волшебно это звучало, будто судьба. — Знаешь, когда одежда изнашивается — она рвётся. Чтоб её спасти, к ней пришивают лоскуты. И вот так лоскуток, за лоскутком и получается что-то годное, целое, единое. — Ноа поднял взгляд на собеседника, посмотрев так ласково, словно не было ничего прекраснее, чем стоящего перед ним мужчины. — Может, если заштопать раны лоскутами, найти то, что заделает брешь — уже не будет ничего изуродовано. Значит мы оба лоскуты друг друга, а не что-то потрёпанное.
    Да и не обязательно уродовать тело, чтоб оставить шрамы на душе, которые всегда гноятся и не заживают, а с приходом ночи болят особенно сильно.
    — В теории многое может быть, а на практике всё иначе. И что же ты ощущаешь сейчас? Нравится ощущения? — дыхание сбивается на каждом слове, а тело пылает от жара возбуждения. Влажные от чужой слюны стенки ануса поглощают чужие пальцы так жадно, словно не желая отпускать, под завистливые взгляды тату змей. Ноа смотрит из-под полуприкрыты век, вздрагивая на каждое проникновение пальца, выгибаясь навстречу и стараясь сжать мышцами в себе сильнее, лишь бы подлить это приятное ощущение заполненности. Скорее, лишь бы скорее, дёргается Ноа в нетерпении. Тяжело и шумно выдыхая воздух. Глядя на этого прекрасного хищника. Приоткрывая рот, чтоб скользнуть влажным языком по верхней губе, облизываясь с тихим стоном. Завлекая и маня к себе зверя, чтоб он насытился своей добычей без остатка. 
    — Скорее, хочу тебя всего внутри, аж до сюда. — мужчина вздрагивает от притягательного рыка, под громкий звон цепей. Руки судорожно помогают справиться со штанами. А потом ладонь Лима ловят своей, перекладывая себе на живот. — Вот здесь, очень глубоко. Заполни меня полностью. — шепчет мужчина, дрожа и всхлипывая от мучительного плена удовольствия, стараясь потереться всем чем сможет, лишь бы немного унять своих голодных демонов.
    — А ты своди в свою комнату и узнаешь наверняка понравится или нет. Да и она твоя, если нравится с тобой, то почему она не придётся по вкусу? И если там будут цепи... — Ноа притягивает к себе руку, что опоясана цепями, а потом неспешно, не открывая взгляда от Лима, скользит язычком по цепи, оставляя на ней влажный след. Подхватит губами, словно целуя е её и шумно выдыхая. — Я б попробовал цепи и там — дразнит, завлекает и наблюдает за своим собеседником.
    — Однако и к себе всегда приглашаю тоже. — подмигнул мужчина. — В любое время дня, ночи, и на любое количество часов.
    Вскрикнул. Потянувшись к груди Лима в ласкающем движении, как только обжигающе-горячая головка наконец-то коснулась колечка ануса и заставила замереть в трепетном ожидании. Стараясь обхватить ногами чужие бёдра, и почти закричать, когда член вдруг двинулся резче.
    — Как хорошо...
    Давно забытые ощущения заиграли такими яркими красками. Что Ноа в наглую поймал любовника за затылок и притянул к себе для поцелуя. Не давая опомнится ни секунды. Он старался упереться пяткой в край стола, чтоб иметь опору и возможность приподнять бёдра выше, резче, насаживаясь как можно глубже на столь твёрдый и приятно твёрдый член любовника, поглощая, его без остатка своим разомлевшим от удовольствия телом. Резкими короткими рывками двигаясь навстречу.