— Вот именно заинтересован. Может, я ищу себе того единственного, с кем могу разделить не только постель. Однако, на уровне ощущений я не чувствую, что это мои любовники всецело. А если что-то полностью не принадлежит мне, зачем отдавать себя всего? — задумчиво проговорил глава. Он также был собственник, причём не только телом, но и душой ему должны принадлежать всецело. Саму жизнь посвятить Льву, и он сделает не меньше. А на крупицы собственничества он не согласен. Да, развлечься, да утешить себя, но в душу не пустят, при любом случае уйдут — не возвратившись. Это главу и гложет, он будто тень среди своих, вроде и рядом, но отдалённо от общества. В вечном поиске того единственного. — Да-а? — в любопытстве протянет Лев, вышибая бровь в подобие интереса. Вот и посмотрит мужчина как выберут и как сложатся обстоятельства. — Я очень опасный, угу.

Френк ещё мало познакомился с Лисой, она гораздо выше всех остальных, почему с ней и интересно. А когда интерес значительный — можно довериться, получить ласку, расслабится. Она всегда была верным соратником и прекрасным другом. Так и возникла связь — на доверии. Но разве это любовь?

Когда страсти накаляются — важно охладить их. Это как закалка металла. Постоянное давление судьбы не выдерживает никто. А кто-то и крошится под этим давлением, так что нужно всего в меру. И что пережил один, не факт, что переживёт другой, ещё и урок вынесет. Здесь всё слишком индивидуально.

— Нет, не мизерная, цени своё сердце, для того достойного, кто его сбережёт, а не станет рушить. — покачал головой мужчина. Он знает каков приятный выход — разбить сердце и не ощущать, ничего, просто пустота и покой. Однако насколько это пугающе, когда пустота начинается во всем. И невообразимо сложно вернутся в прежнее состояние. А вот Лев мог бы объяснить, только цеплялся не глазами. Достаточно приложить руку к сердцу и ощутить это, что-то глубокое, лишь на уровне чувств.

Конечно глава смутно понимает о чём речь. Узоры? Какие же узоры его окружают? Но вопрос утонет в поцелуе, что до мелкой дрожи сотрясает тело с едва слышным стоном. И становится неважно о чём говорит собеседник, лишь наслаждение моментом.

— Хех, тебе достаточно сказать чёткое «хочу», тогда всё должно соблюдаться. Но мне нравится идея крови и свидетелей. — фыркнул мужчина. Наклоняясь и прижимаясь так, чтоб потереться сосками об распростёртое под ним тело. — А чьи это проблемы? — таким же внимательным взглядом ответит божество, с наглой улыбкой. — О, да неужели? Польщён.

Она были разные, верно, кто спокойнее, кто наглее и властней. Но оба всегда хитрили и увиливали. А напугать могут ненасытностью, ведь божество сидит себе голодное где-то там. А тут подношение. Можно и не устоять, а напасть, мучать пыткой страсти без остановки.

— Хех, какой привередливый. — смеётся божество. Чувствуя как язык скользит по коже, а тело то отзывается охотно, слишком, всё такое разгоряченное, во власти своих желаний. И конечно божество удивляется смене положения, но так даже интереснее. Пускай прижимают к земле, главное, что трутся об возбуждённый член, от чего дёргается и стонет только громче. А вот в поцелуе также не уступят. Рыча, стараясь властвовать языком и перехватить инициативу, кусая от разочарования с каким-то диким воем, когда это не выходит. — И кто мне запретит? — фыркнул мужчина с гордой ноткой. Как-то божество только нахмурится, совсем не ожидая слабости от столь плохо контролируемого тела. И того, как схватят. Лишь зашипит, дёрнется, стоит свести руки вместе, в попытке сбросить главенствующего. Вот только поцелуй, запах крови заставляют тело слишком слабеть. И опешить, когда на запястьях сомкнутся ремни, из-за чего последует очень злобное шипение, а брыкаться начнут только сильнее. — Что это значит? — громогласно потребует объяснений божество. — Я не добыча!

— Вот только сами они считают себя моими? Возможно им тоже необходимо просто отвлечься, без серьёзных обязательств. Поскольку разговоров об этом не было и с меня ничего не спрашивали, не требовали, значит это не было нужно им самим. Не нравится, да согласен, это естественно, никому не нравится, если выбирают не его. — кивнул мужчина. И демонстрации на публику — сомнительное доказательство чувств. Ведь зачастую показывают то, чего нет. — Но и не выражал согласие. — смеётся глава. Собеседник любит бродить на грани неопределённости. Вроде, как и да, вроде как и нет, но при этом может и сам. Словно ждёт чего-то. Может букет цветов и приглашение? Опасен не всегда сам зверь, как больше чувства, которые он порождает.

— Хм, если так подумать — то грех не воспользоваться ситуацией и делать что вздумается. Ощутив истинную свободу хотя бы раз. — как-то так с неким интересом произносит Лев. Особенно после подмигивания. С ним кокетничают? Как любопытно. На секунду мужчина задумался: а что если и правда так? Собеседник может пожелать насладится истинными чувствами в последний раз и это кольцо... глава задумчиво поглаживает кольцо на пальце. Подарят ли ему сердце после всего? Вырвут из груди ещё живое и бьющееся? Может быть. От таких мыслей даже мурашки по телу пробежали.

— Забота? Этого ты ищешь. — звучит как утверждение, но всё-таки это больше вопрос. Желание выпить было услышано и его вполне могут исполнить. Хоть здесь, хоть прямо сейчас. Но также желали, чтоб не смели касаться. Однако в противовес пожелали иного. Но если того так хотят. Божество лишь улыбнётся, когда жар чужого тела прильнёт ближе, когда кожа соприкоснётся с чужой, рождая томный стон удовольствия.

— Эти варианты тоже падут великим подношением. — кивнул бог, облизываясь в предвкушении. Он их всех поглотит, по капле, по косточке, каждого до единого. Может просто собеседник был не понят, не то, что его не слушали. Аура может и окружает, вот только раньше были простые люди, а сейчас божество и всё будет совершенно иначе. С шипением, недовольством, но руки были вновь прижаты к земле. А на шёпот у самого уха пришлось содрогнуться, реакция тела смело о себе напомнила, заставляя задохнуться от удовольствия. — Не себе, а Льву, что он понимал разницу и не отбирал чужое. — рычит божество. Чувствуя, как плотно смыкается ремень на запястье, а тело выгибается в пояснице. Чувствуя прилив возбуждения, пикантное желание, что заставляет активнее двигать бёдрами. — Хах, вот как. Хитро. Но если соблюдать абсолютно все правила, то ты можешь принадлежать только мне и точка.  — громко застонал бог на то, как кусают мочку. И активнее заёрзал в нетерпении. — Значит в этот раз ты решил поохотиться на кого-то, а не только на тебя? — фырчит мужчина с лукавым смешком. А потом ощущает как болезненно протрутся об член и... ещё такого не было ни разу, чтоб кто-то смел над ним главенствовать. Так вероломно расставлять ему ноги, заставляя тело слишком покорно подчиняться, но всё ещё желая свести ноги. А потом божество обнажит клыки, зарычав так грозно, как только способен. В предупреждение. Сверкнув опасным блеском в глазах. Он бы попытался вырваться, отползти, перегрызть ремни. Вот только предательски возбуждённое тело так покорно выгибалось, бёдра сами льнули к руке, качались навстречу в желании ласки. А новый стон, полный немой мольбы, вырывался из груди, вместе с дрожью во всём теле. Румянец на щеках божества и взгляд полный похоти, направленный только на собеседника — никак не помогали прийти в себя.

— Ну раз этим нельзя. — засмеялся мужчина, создавая теневые щупальца, что словно языки потянулись к Френку. Ласково заскользят по коже. Небольшие, похожие на чёрные ленты с туманной дымкой.  Начнут вылизывать колени, поднимаясь выше, на внутреннюю сторону бедра, а там и яички достанут. Опутывая, скользя выше к головке, животу, а там и соски лизнут. Покорно подчиняясь господину, что с улыбкой, задыхаясь от возбуждения, наблюдает за столь чарующей картиной.

— Вот и я о чём: люди слишком непостоянны в своих желаниях. Сегодня они признаются тебе в вечной любви, клянутся жизнью о том, как не посмеют предать. А дальше... я думаю, ты и сам знаешь. Поэтому веры моим любовникам нет. Или просто я слишком разучился верить. Хех, у тебя переизбыток внимания, конечно, от такого хочется сбежать. Даже одиночество не будет казаться столь тягостным. — кивнул мужчина, вспоминая свои попытки спрятаться от всех чуть ли не в подземные норы, лишь бы успокоить своё кровоточащее сердце в абсолютной тишине и одиночестве. — Но и случая тоже может не быть, если не следуешь в его направлении. Ты ведь можешь отдалиться, а следовательно — случай отдалиться от тебя в равной степени. — спокойно произносит мужчина. Всё может быть опасным в этом огромном мире, всё может случиться неожиданно, вот только если они столько говорят, даже не пытаясь убить друг друга, — не это ли повод задуматься, что не всё так плохо?

— Знаешь, душа никогда не бывает свободна, она заточена в клетку тела, его физических потребностей, его желаний. Но разве сама она не пытается вырваться на волю? Желая чувствать, жить, любить. Истинная свобода духа в абсолютном одиночестве, когда ты один и нет никого. Я познал такую, она дарует лёгкость и полное опустошение. — продолжает Лев. Может говорят они и о разном, но что-то объединённое в этом есть. Кто знает, может когда-нибудь они смогут понять друг друга. Истинные чувства могут быть иллюзией для кого-то, кому они не нужны, а могут стать реальностью, спасением для того, кто задыхается от фальши мира.

— А как? — Лев вздрогнет от стона, словно ощущает его собственной кожей. Резко повернувшись на источник звука. И это... было прекрасно, Лев смотрел как заворожённый за происходящим. Собственное тяжёлое дыхание терзало грудь. А в паху заныло ещё сильнее, головка члена так и сочилась липкой смазкой. Пришлось прикусить губу, чтоб не застонать от удовольствия в тон вою волка. Признаться сто он тоже желает такой страстной отдачи или смолчать?

— Ха, кто сказал что я страдаю или это твоё тайное желание? — божество внимательно посмотрел на собеседника. Вслушиваясь в прошлые разговоры про ауры, иногда на пороге смерти можно познать много великой мудрости. — Неужели? — рычит мужчина на то, как кусают мочку, чуть дёргается под весом Френка, но замирает, чувствуя как собственное тело только охотнее отзывается. — Нет, ты мой и спать тебе со мной. — настаивает божество на своём. Поскольку все жертвы только его и никому он их не отдаст, чего бы они себе не надумали. — Будь ты истинной добычей, тебя бы ни о чём не спрашивали и навязывали только свои правила, не позволяя диктовать иные. Ты — моя пища, мой дар и моё насыщение. Ты больше чем просто жертва. И являешься великим подношением.

Может и приманка, может и подпустил к себе, чтоб показать клыки. Вот только кто сказал, что позволят просто так всем руководить? Рык звучит на то, как не дают свести ноги. А само тело дёргается, извивается под лаской чужих ладоней, роняя с губ громкие стоны, что разносятся более громким криком по поляне. Дрожь сотрясает тело, божество задыхается от ласки языка, делая настолько глубокие вдохи, что самому больно от такого напора. А жар, так и властвует над телом, заставляя капельки пота скользить по коже.

— А-а-ах, стой! — мучительный стон, столь сладкий и пленяющий, звучит все громче, когда пленяют сосок. Заставляют выгибаться навстречу этим безумно жарким губам, даже не поморщившись от укуса, а с благодарностью принимая его. И только божество ощутит как опускают ладонь ниже, так задёргается, стараясь ускользнуть от пальцев, продолжая рычать, но гораздо тише, из-за тяжёлого дыхания. Тени будут опутывать всё тело, лаская языками, скользя между ягодиц, пленяя лентой яички и сжимая их. Потянутся вверх, чтоб коснуться сосков, ощутимым и напористым вылизыванием, чуть ли не придавливая кожу. И стоит божеству учуять кровь, а кожу опалят первые капли, как сам потянется губами к ошейнику, стараясь достать, но слишком далеко. А потому, одурманенный запахом, он откроет рот, высунет язык, чтоб теневые ленты бережно слизали кровь с шеи и размазали по языку мужчины, на долгом, томном до дрожи стоне. Прикрыв глаза от удовольствия, чувствуя, как надавливают на мышцы, проникают туда, куда не смели, плотнее сжимаясь от такого напора.

— Верно, случится. Вот только почему нам так больно, когда подвох случается от тех, на кого не думали и даже не ждали? Не должно там было быть подвоха, однако он всё равно случается независимо от того ждёшь ты его или нет. Надейся на худшее, но верь в лучшее. Я могу подозревать любого, но и увидеть, если он действительно достойно себя ведёт. Разве ты можешь поклясться себе в абсолютном контроле? Так и другие существа не всегда контролируют себя, поэтому я просто не доверяю слепо. Подвох может быть во всём, такова природа зверей. И даже если его не искать - он будет, я лишь принимаю это и жду, когда покажут свою суть. — Лев встретился взглядом с мужчиной, в попытке понять его суждения. — Может, но иногда тебя окружает такое, что каждым словом будто выгрызают плоть. И даже одиночество не кажется мукой. — кивнул мужчина, понимая, как пришлось собеседнику, а потому если бы оставили Френка в покое, ему, возможно, и понравилось бы.

Можно оставаться врагами всё это время до убийства, коль терять нечего, то вполне себе могли плеваться кислотой направо и налево. Или игнорировать друг друга, но почему-то этого не произошло.

— Ха, и о чём же говорит моя аура? Расскажи, я послушаю. — фырчит хищник на то, что другие знают о нём больше, чем сам глава. Пускай покажут свои знания и прочее.

Ласка руки заставляет шумно выдохнуть, ведь кожа сейчас так чувствительна и горяча. А в глазах огонёк любопытства не собирался гаснуть ни на секунду.

— Каждый ошибается, вот только не всякий может повернуть ошибку в свою пользу. — если Френк выжил после всего, значит это для чего-то было нужно. А может и самому богу было угодно послать благо и помочь Френку выжить. На укус выдыхают стон полный вожделения, поддаются напору возбуждения и как только отвечают, так сразу замирают. Если Френк хотел добиться ледяного взгляда с примесью гнева — у него это получилось. Даже чуть отрезвил, после всего. — Если правда хочешь спать со всеми, хорошо, спи. Хоть ты и автоматически стал жертвой лишь моей, когда перешагнул порог пещеры, но так и быть, исполню твоё желание. Однако меня и Льва, касаться нельзя, у тебя будут другие, а мы не желаем быть одними из тысячи. — также спокойно говорит бог, он соглашается с требованиями и позволяет делать всё, что душе угодно. Однако без его на то внимание и заинтересованности. — Можешь думать как хочешь, твоё право, но от истинной сути вещей не уйти.

Ничего жертве не позволят, а продолжат упираться, что есть силы. И божество в гневе дёргается сильнее, рычит громче, извиваясь под ласками, которых так жаждет тело, задыхаясь от собственных усилий.

— Можешь. — шипит божество. Дёргаясь от укуса, как от удара током. Ласка языка содрогнёт тело до такой дрожи, что мужчина даже забеспокоиться о своём состоянии. Ведь настолько катастрофическая слабость никогда не пленяла его. А то как наваливаются, прижимаются разгорячённой кожей - заставляет издать хриплый, слабый стон, чувствуя как разум утекает. А вот на рык больше задёргаются, извиваясь змеем, предупреждать тут его решили. Божество закричит, чувствуя как проникли пальцами глубоко, на одном толчке. Пальцы придут в движение, а сам мужчина сожмётся так, чтоб не сильно могли властвовать. Притягивать к себе? Чтоб поняли как хотят пить кровь и наслаждались этой зависимостью? Нет, божество будет артачиться, резко сжав лентами теней тело любовника. Поймав его за запястья, опутав член и талию, чтоб и двинуться не могли. А потом со злобным шипением произнесут: — Ты собрался с другими спать. Где твои другие?

Мужчина тихонько засмеялся, чуть поиграл бровями в удивлении, но тут же тяжело вздохнул и покачал головой.

— Мир преисполнился такой жестокости, что я храню надежды только на худший вариант, даже не фатальный, не роковой, а просто плохой. Хоть надежда и подразумевает что-то хорошее, но здесь она в плохом смысле выступает. Поэтому в глубине души я верю, что иногда, за редким исключением, будет в мире что-то хорошее. Однако его быстро задушат сети худшего варианта. Как говорится: хорошее не помнят, ведь оно не оставляет шрамов. — покачал головой мужчина, лишь тихо вздохнув. — Ожидать подвоха можно тоже разумно. Расслабиться, общаться, но не рассказывать о страхах, уязвимостях, чем-то сокровенном, что может тебя ранить. Да и от кого не было подвоха? Покажи мне такого человека. Даже невольно можно обидеть, не зная, что у кого-то это больная тема. — Лев долгим взглядом изучает собеседника, особенно губы, словно жаждет коснуться их, поцеловать до хриплого выдоха и тихо спросить: не навредит?

— Заведомо... напомни, откуда у тебя ошейник и кольцо? Ты ведь навредил тогда себе доверившись. — глава наклонил голову в бок, словно пёс смотрел на то, что не мог понять. Лев не ищет намёков, он просто видит, что этому человеку доверять нельзя, а потому не сделает его своим заместителем. Однако должность даст хорошую. И будет просто знать: того-то нельзя посвящать во внутренние дела культа. Так и с любовниками, если он ведёт себя так, что ему нельзя доверять — то коротать время могут, а также веселиться, радоваться, делать вид, что многое не замечают. И не станут открываться, доверять слепо. В этом вся разница. А тот кто ищет целенаправленно подвох — ему так дороги отношения. Ведь даже с последним отбросом можно найти общий язык и дружить, просто зная, что могут пырнуть в любой момент.

Верно, в одну секунду врагами не становятся, но и чувства к врагу должны быть. Необходимо, чтоб он зацепил за живое — иначе просто разочаруешься и станет существование этого врага безразличным.

— Хорошо, ты и так обещал меня сводить выпить и подобрать выпивку на свой вкус. Угостить при случае. — кивнул мужчина, припоминая, как недавно не захотели пить предложенное из источника, а обязались сами показать, рассказать, где водится чего поинтереснее. Губы приближаются к губам, язычок проходится по ним. — Там тоже мы так сладко будем пить? — томно выдыхает вопрос Лев.

— Даже если так, то это моя ошибка и не спешу от неё отрекаться. — кивнул божество. А потом взглянул на собеседника, ещё более сердито. — Если он начнёт трогать — может привыкнуть, ему понравится, он станет зависимым. А мне нужен сломанный котёнок? При том условии, что ты можешь выбрать любого. Он мой сосуд, и я буду его оберегать. Я ведь не знаю кого ты собрался желать, раз ты в этом волен. Сегодня меня, завтра Льва, а послезавтра? Коль ты так болезненно отозвался на этот запрет — значит хочешь большего, вкусить разного. Разве нет? И я слышу тебя, но трактую как привык, в степени своей логики. Желаешь чтоб поняли твою логику — объясняй со своей точки зрения: как видишь это ты.

Каждый понимает определённые слова по-разному, чем и сложно общение, чем собеседники и не сходятся — банально не понимают друг друга. Хотя все говорят на одном языке, только смысл разный вкладывают.

— Я это не отрицаю. Ты не добыча, за тобой не гонялись. О чём и говорю, что ты подношение, если хочешь называй так. Жертвенный агнец, которого приносят в жертву. И если я буду поглощать тебя, значит — ты мой. Какой факт из этого так раздражает тебя? — гневно смотрит мужчина. Выдыхая сдавленный стон на то, как прижимают к земле. Шумно и тяжело дышит, чувствуя аромат крови, что будоражит внутреннее естество ещё сильней. Глаз не сводит, внимательно смотрит на собеседника сверху вниз. Чуть дергая руками. Ощущая, как собственная грудь вздымается, качается слишком разгорячённой кожи любовника. Чуть вздрагивая от того, как пальцы Френка задевают чувствительную часть, и невольно сжимается сильнее.

— Я тебя слушаю, иначе бы не вёл с тобой диалог, а просто молча кивал. — рычит мужчина, отделив одну из теней, чтоб как следует хлестнуть ей по спине любовника, раз также не желают слушать и замечать. — А теперь сам вспомни и вдумайся в слова, где Лев тебе чётко говорил: трогать тебя никто права не имеет. То есть, как обговаривалось ранее — спать или насиловать. Чтоб тебя не портили. Об этом Лев тоже говорил. Для защиты! Никто не имеет права тебя обижать и потому Лев за тобой теней отправляет, прячет, чтоб ты был в безопасности. Доходит? О тебе заботятся. И если твой мозг переклинит, и ты пойдёшь в отчаянье смерти, а бывало и такое, со всем спать что шевелится, опускаясь на дно — тебя также остановят, поскольку это напрочь убьёт твою психику. Поэтому хотеть такую херь тебе не позволят. И где было сказано хоть один раз, что ты должен спать? Желать отдать себя богу и только ему в жертву — да, ты обязан желать только меня, поскольку это великая честь. Странно, что ты не понимаешь. Но я не ставил печать на твои желания насильно, другие почему-то плачут, когда становится жертвами и страдают. Они должны быть рады, но не понимают великого замысла. И в этом я их не осуждаю, поскольку мотивы бога сложный для остальных. И что-то в данно, конкретной ситуации, не я тебя к чему-то принуждаю, нет? — фыркнул мужчина. Дёрнувшись с шипением, ослабляя хватку внутренних мышц, ведь устал держаться. — Ха, ты же сам решит всё можешь. Я не могу заставить тебя хотеть меня, так что тебе решать: хочешь продолжать или нет. —  зыркнул мужнина, красноречивым взглядом окинув тени, намекая: могут ими управлять и останавить любовника, если что-то не нравится. Поэтому то, как Френк уже смог зайти так далеко, явно говорит, что ему позволили сделать больше.

— Потому что ты всё равно умрёшь. — пожимает плечами мужчина. Какая разница, что сейчас рассказывать, открывать душу или нет — всё равно смерть заберёт собеседника, и разговор превратится в пепел. Какие-то крупицы останутся жить в воспоминаниях на этом всё.

— Но навредил. — спокойно отвечает мужчина. Ведь сказали, что могут поклясться, будто не навредят себе. А потом решили вредить... какой смысл такой клятвы? Плюсы есть, но говорили о том, что нельзя быть уверенным в завтрашнем дне, где всё может поменяться в момент и любые убеждения рухнут.

— А должно быть иначе? — задал вопрос мужчина в удивлении. Словно сам приглашающий не уверен в своих словах. А может и передумал, откладывая всё на потом до призрачного «может быть». Если бы хотел — то хоть буран, хоть грозы, а пришёл бы. Хотя это Лев такой, что и через десять лет выполнит обещание. Мужчина шумно выдохнет, прижимаясь ближе, после того, как притягивают.

— Но они дольше с ним и я знаю чего ожидать. А от тебя чего ждать? — интересуется божество, ведь перед ним пока что незнакомец и чего ждать он не знает. — А ты хочешь быть единственным?

Божество хмурится и уже смутно понимает нить разговора. Зачем он вообще препирается с собеседником? Сложно объяснить.

— Ты сам разглагольствуешь за жертв. — дальше мужчина посмотрит на подтянутое тело собеседника с каким-то горьким сожалением. Охотится ведь можно и во имя секса, власти тела, души. В тот момент, чтоб быть единственным, неповторим и желанным для кого-то. Но кажется думают о другом роде охоты. — Что ж, благодарю тебя за оказанную мне честь — быть моей пищей. — коль собеседник убеждён в чем-то, особенно, что на него поохотились, но он сам пришёл, так и быть бог выразит благодарность. — По возвращению я одарю тебя, ты это заслужил. — кивнул мужчина.

— Тогда не усугубляй своё отчаянье. Секс нас свяжет, тебе сложнее будет уйти в мир иной. — бог смотрит на этого отчаянного и тихо вздыхает. — Нет. Смертные меня ненавидят, им нет смысла желать. Я бы хотел чтоб было иначе. Но у каждого свои желания, я им не хозяин. В моём понимании: они могли бы любить меня, ведь я дал им этот мир и силу. А потом просто взял их жизнь, как плату, чтоб самому жить. Но за такое не любят. — бог ощутил, как перестали двигать пальцами и усмехнулся. Да, с котёнком бы возились и любили, а как пришёл бог уже не то. — Вот как, ты не любишь указания. Понимаю. Однако я знаю только культистов, что выполняют указания. Нет, так нет, твоя на то воля.

Божество не ответит, чувствуя как ремень спадает. Медленно отстраняясь и выползая из-под неудавшегося любовника. Мужчина с шумным выдохом поднимется, чтоб на шатких ногах пойти к воде.

— Какая разница чего я хотел? Тебе нужны доказательства, что тебя желают. Пришёл бы я к кому-то и стал защищать лично? Хоть я слаб и умираю, как ты заметил по растениям. Желали, но видимо настрой уже не тот у тебя, раз мои слова так драконят. Хотел бы ты меня действительно — закрыл бы рот. Похоже просто не время и не место, а может ты сам до конца не решил. Что ж тогда как-нибудь в другой раз, при случае, если будет желание и не передумаешь. — бесцветно отвечает мужчина в тон собеседнику, что также ответил на согласие с вином. Раз стоит довериться случаю, пускай так и будет. Сейчас у бога одно желание — окунуться в воду, может оно охладит возбуждение. И прогонит печаль, что поселилась глубоко в сердце.

— Сомневаюсь. Я не рассказал ничего слишком глубокого. Да и предают, когда надеешься на длительное общение и связи. Даже если ты предашь сейчас — ну и что? Исход то один. — рассудил мужчина. Это когда кто-то тебе дорог — то больно, а если предаёт смертник, остаётся лишь посочувствовать.

— Но клялся не вредить? Или это разное? — Лев чуть хмурится. Ведь так можно многое разделить, будто обещал одно, но оно касалось эмоций. И как же тогда верить словам, если у них разный смысл?

— А почему с моей должно что-то меняться? — удивился мужчина. — Горькой? Ну, тебе выбирать напиток, чем угостишь, то и будет. Раз хочется, чтоб было горько.

— А на первой встрече, прошу заметить, их никто близко не подпускал, как тебя сейчас. — мужчина окинул взглядом пута, намекая, что и связывать не позволяли. — Я тебе об этом и талдычу всё время, что если ты мой — так и принадлежит мне всецело. Почему я запротестовал о желании желать других. Но значит тебе это не нужно, раз ты так разозлился.

Вот только бог сразу сказал, коль мой, то и обязан быть только моим, не распыляясь на абы кого. Однако восприняли это как нарушение границ. Но как без обязательств? Только со стороны бога должна быть преданность, а ему в ответ ничего? Можно и секс без обязательств, раз это слово так задевает, но тогда тоже пускай ни к чему не обязывают.

— Знаешь, тебя, в отличие от остальных, на цепь не сажали, гулять с тобой пошли и не заперли где-то там. Вот сам какие хочешь выводы и делай. — пожал плечами мужчина, что хотели увидеть — то и увидели. Как развили тему — такой вопрос и был поднят. — Как скажешь.

Бог медленно выползает, глянув внимательно и ещё раз убедившись в своей правоте, если бы хотели — остановили, но этого не произошло.

— Как скажешь. — повторяет мужчина. Вот только он прекрасно помнит как отнеслись к котёнку и как отнеслись к нему. А также, что чётко заявили кого хотят, да божество отпустили — не хотят значит. Так что веры словам нет.

— А мне тебе с порога в любви признаваться? Что-то от тебя я слов желания не услышал, было: да, тоже ничего. На зубок, перекусить и снять возбуждение? Мм, только почему-то жертв я ищу особенных. Учитывая, что они станут частью меня, сомневаюсь, что поглощал бы то, что мне отвратительно. Чем ты мне ответил, тем и я тебе. — сообщил мужчина, попутно осторожно ступая, пускай и нагишом, на слишком ватных и шатких ногах с тяжёлым дыханием. Вслушиваясь в гневную триаду. — На мне кольцо, я не отстранялся, когда ты связал меня. И я пришёл к тебе, несмотря на то, что слаб. Ты сейчас, как говорил ранее, во всём искал повод. В любой мелочи ты видел, что тебя не хотят. Хотя под тобой прогибались. Больше похоже, что ты сам не желаешь и ищешь повод убежать от этого.

Мужчина дошёл до края озера и прежде чем нырнуть — обернулся. Холодно изрекая.

— Лжец. Хотел бы — взял, а не отвлекался на споры. Значит спорить хотел больше. А потому как я ласкал тебя, как прижимался, не увидеть в этом желания это... так слепо. — божество прикусил губу, ведь можно было прекрасно ощутить, как узко было в теле Льва и явно раньше не предлагали себя в такой роли. Однако сегодня были покорны, хоть могли и оттолкнуть тенью. Так что все слова об обоюдном желании просто способ отсрочить момент, не более. Настаивать не будут, а просто сделают глубокий вдох и нырнут в воду, чтоб хоть как-то отвлечься. А там и теней призовут, прикрывая глаза, создавая образ недавней сцены на поляне. Где руки будут ласкать, пускай сейчас это только ленты, где тень подобного силуэта прижиматься ближе, скользя ладонью по коже. Можно и в мечтах ощутить сладкий вкус замены и немой крик, выдыхая пузыри воздуха, когда, буквально через пару движений теневой руки, смогут излиться в воду. Тут же поспешно выныривая с тяжёлым дыханием, прислоняясь затылком к каменному берегу, в попытке отдышаться.

И только шум в ушах пройдёт, первые секунды эйфории начнут утекать, как бог в ужасе распахнёт глаза, обернувшись на летящую в образе ворона тень.

— Напали, напали, они напали. Проникли в храм!

Мужчина сразу учуял ворона, такие тени сидят только на первом ярусе святилища под навесом. И лишь они могут предупредить об опасности, если неприятель шагнул на первый уровень пещеры.

— Да, я могу это учесть и понять причины, по которым меня выманили из логова. Но и сам могу лгать, сообщая информацию далёкую от реальности. — улыбнулся мужчина слишком сладко. Да, предатель так скоро себя не обозначит, стараясь как можно дольше скрывать свою личину. Однако простая шутка может быть и правдивой. Уж слишком идеальная жертва со стороны, да ещё и появилась при загадочных обстоятельствах.

— Я это понял. Но мы говорили о гипотетической ситуации, в которой у тебя два разных ответа. Хотя это тоже можно понять, что ты смотришь по ситуации и не загадываешь наперёд. И на этом я делаю акцент: мы не знаем что будет завтра. Любая клятва может разбиться об обстоятельства. Поэтому я не утверждаю ничего наверняка. — собеседник говорил о шатких моментах, где ты сегодня считаешь кого-то другом, а завтра — врагом. Поэтому невозможно быть в чем-то уверенным, как и в верности любовников. А коль ты в ком-то не уверен — не слишком сближаешься.

— Могут. Вот только звучит как попытка заставить меня передумать. И когда случатся обстоятельства — тогда и думай, а не настраивайся наперёд. — но потом мужчина хмурится, понимая какие такие обстоятельства гложут собеседника. Собственная рука накрывает чужую, скользит по коже. Лев опускает взгляд и на шумном выдохе произносит: — А что ты теряешь от этой попытки? Всё равно потом уже не сможем выпить... никогда больше.

— Подпускаю я или Лев? Поскольку есть одна большая разница между нами — я со смертными не говорю, а убиваю. — взгляд продолжал леденеть, а злоба внутри всё крепла. — Тогда зачем ты пришёл, если не ко мне? Зачем выбрал того, кто лишь и умеет указывать? Если так не по нраву. И знаешь, ты волен не подчиниться, а не рычать, что потребовали своё законное. Или желаешь чтоб я вообще замолк?

Откуда Френк знает, что не обещали? Если он не вникал в суть слов, где мой и только мой, а значит — я твой и только твой. И не быть его, а желать стать жертвами. Не плакать, что их перемолотит, а радоваться — ведь они помогают жить этому миру дальше. Но они только пытаются оставить голодным, а потом удивляются: почему погиб урожай и боги отвернулись от них?

— Хочешь избавиться от поводка и уйти? — мужчина цмакнул, Френку объяснили, что так нужно, но для него всё равно это плохо. — Мать тоже старается спрятать дитя от мира, в заботе, чтоб никто не навредил. Но тебе, вижу, нравится ходить по лезвию ножа. — кивнул мужчина на гору трупов. Да, позаботиться о себе могут, но отвергать защиту и заботу, называя это поводком — истинного поводка не видели, ведь это далеко не он.

— Что ты знаешь про столетия одиночества? Во тьме, без света, где так тесно, больно, что ты не в силах пошевелиться. Я ждал своё пламя, что сможет спасти меня. И я тебе признался, когда появился перед тобой, пришёл на зов твоей крови, раскрылся цветком, разве ты не чуял это тогда? Зачем касался? Я не требую от тебя того, чего бы не сделал сам. И если ты обязан что-то, то и я могу в этом поклясться. Клялся, как выбранной паре не потому что ты с феромонами, а потому что ты выбрал меня. Я ждал веками, когда наконец-то из всего алчного в этом мире пойдут не за золотом, дарами, а именно мной! И я смогу ответить тем же! — крик, граничащий с рыком достиг небес. Если бог совершил усилие, причём болезненное и пришёл — то как этого не поняли? Люди всегда не осознавали его доброту. А потом мужчина отвернулся, прыгнул в воду, иначе ещё секунда и он сам убьёт свою жертву, обрекая себя на смерть, чтоб уж точно никому не принадлежал. Удивительно, его давно не душила такая сильная злоба, а сердце болью неподдельной отзывалось.

Минуты эйфории не длятся долго, привкус сладости сменяется горечью, как только мужчина выныривает, расчёсывая пальцами мокрые пряди.

— Я и не давил на тебя. Хотел бы, поймал тенями и пытал бы, хлестал, чтоб сломать и подчинить. Но тебя и пальцем не тронули. А пошли на уступки. Так что где и в чём тебя заставили? Меня отпустили сами — значит не желали продолжения. Но я и делал! И по щелчку пальцев, желание не возникает, хоть бы я тысячу раз сказал — решать тебе. Но хорошо, буду делать как раньше, а именно — ничего. Раз не хочешь чтоб заставляли — то не будет ничего. Отныне твой палач не Лев, а ты сам. Чтоб точно никому не быть обязаным. Тебе и выбирать когда умереть. И не надо думать, что тебя не услышали. Ты сам надумал лишнее. На мне кольцо, возбуждение ушло и я не просто хотел тебя, а готов был мир к ногам положить. Все это время я словно ждал, искал кого-то такого в вечном голоде. И наконец-то нашёл родную душу, ведь впервые кто-то позаботился о цветах. И что потом? Ты хотел, но я должен был заставить хотеть, поскольку ты не хочешь, чтоб тебя заставляли хотеть. Желанным быть — да, а коль с тебя что-то требовать — нет. И не сравнивай меня с другой вшивой падалью, я - бог, и мои слова имеют вес. Если попались тебе уроды, которые за бесплатный труд говорят что им обязаны и должны, обесценивают старания, ведут себя как дети «дай, дай», выгрызая душу — это не значит, что все вкладывают одинаковый смысл в эти слова. С грязью не равняй, никогда, пожалеешь. — прошипел мужчина, а потом уже спокойно кивнул своим мыслям. Раз так хотят свободы — помогут, вот только чтоб умереть самому придётся очень постараться. Запах крови бог чуял, но сейчас она слишком манила к себе. Короткий взгляд был адресован мужчине, а с уст слетели слова: — Прощай, замолкаю навсегда, как ты того и желал, больше никто не указ и мои слова не ранят. — пускай лучше так, не стоило и вылезать из своей норы. Никто к нему не придёт, клетка так клетка, лучше бы поводок на который так сетует жертва, чем гниль и слабость собственного тела. Его время в этом теле кончилось, сил на большее всё равно не хватит, быть может... оно и к лучшему.

Бог исчезнет, уступив место растерянному Льву, что будет смотреть по сторонам, на самого Френка, ворона. Лихорадочно соображать: что делать?

— У тебя кровь... он тебя ранил? Как? Зачем? Что произошло? И почему... напали? — мужчина нахмурился, вспоминая слова о том, что Френк может быть предателем. Но сейчас он жертва бога, пришлось спешно вылезать на берег... и куда делось возбуждение? Что вообще творится?!